97 
Религиозные войны приняли новую, более кровавую форму. Жан Кальвин пугал еретиков адовым огнем из Женевы; число его сторонников росло. Во Франции многие люди поддерживали его тайно. Даже во времена Франциска находились негодяи, промышлявшие хищением дорогих церковных украшений. Теперь эти преступления получили еще большее распространение. Генрих, направляемый Дианой, был более непоколебимым католиком, чем Франциск, фаворитка которого помогала реформистам.
Катрин не видела существенного различия между двумя церквями; жизненный опыт подсказывал ей, что лучшая вера — это вера в себя и свой успех. Она хотела обладать властью, мечтала о том, чтобы Валуа-Медичи навсегда получили французский трон. Какое значение имеют эти религиозные распри? Пусть одни служат римской церкви, другие — почитают Кальвина. Какая разница? Кто-то любит пышные церемонии, кто-то — более аскетичные. Кто знает, что в большей степени угодно Богу? Католики преследовали протестантов, но это происходило потому, что первые были сильнее последних. Если бы протестанты получили такую возможность, они стали бы пытать и убивать католиков. Взять, к примеру, Кальвина: этот человек просто хотел занять место папы, только и всего. Что он говорит? «Подчиняйтесь мне и только мне». Он безжалостен и жесток, как все католики.
Религия? — думала Катрин, расчесывая волосы Элизабет. — Что такое религия? Да, соблюдать заповеди необходимо. Это верно. Но что такое добро и зло? Что хорошо, а что плохо? Для меня добро — это возможность править Францией. Для Дианы, Генриха, де Гизов возможность править Францией — также добро. Но совместить эти два добра нельзя. То, что хорошо для меня, они сочтут злом. Все эти понятия — относительные.
Нет! Молчи! Не принимай ничью сторону, если это не сулит тебе выгоды. Любая сторона ничем не лучше и не хуже другой.
Но прямодушный Генрих, неистовый Монморанси и убежденная католичка Диана смотрели на эти вещи иначе. Для них католицизм был единственной истинной верой. Они не обладали способностью смотреть на предмет под наиболее выгодным для них углом зрения. Они могли лишь говорить: «Это хорошо для нас, следовательно, это и есть добро».
Если бы Генрих слушал меня! — думала Катрин. — Как я помогла бы ему!
Повышение соляного налога привело к трагедии, оно не пошло на пользу Генриху. Почему он не советовался с женой относительно государственных дел? Потому что считал ее безликой, не способной дать дельную рекомендацию. Могла ли она изменить это… при жизни Дианы? Наверняка существует способ, который позволит Катрин устранить врага. Она прочитает все существующие на свете книги о ядах, призовет на помощь ясновидцев и колдунов, чтобы найти средства, с помощью которых можно избавиться от Дианы, не подвергая себя опасности. Это будет добром для нее, Катрин. Она умнее Дианы; однако ей следует скрывать свой настоящий характер. Она сумеет делать это, если Генрих не будет полностью пренебрегать ею.
Она в очередной раз принялась убеждать себя в том, что устранение женщины, которую она ненавидела, не будет грехом. Если бы Генрих начал прислушиваться к советам жены, а не любовницы, Франция стала бы более счастливой страной.
Она молила Святую Деву о том, чтобы свершилось чудо.
Проблема с соляным налогом впервые возникла шесть лет тому назад, когда на троне сидел Франциск. Он поступил более умно, чем его сын.
Я бы посоветовала ему, думала Катрин, воспользоваться уроком отца.
При Франциске в городе Рошеле вспыхнул соляной бунт. Граждане Рошели отказались платить налог и даже плохо обошлись с людьми, посланными собирать его. Мудрый Франциск сам отправился в Рошель и с помощью своего обаяния склонил горожан на свою сторону. Он улыбался людям и просил их не бояться властей. Рошельцы совершили преступление, но он готов забыть о нем. Он простит их. Люди ждали, что королевская рать устроит кровопролитие, погромы, пожары. Вместо этого очаровательный Франциск прибыл в город с улыбкой на лице. Налог не был снят, к нему добавился штраф за неподчинение, но после отъезда короля люди долгое время говорили о нем с теплотой. На некоторое время они смирились с бременем.
Именно так следовало вести себя Генриху, думала Катрин. Но он поступил совсем по-другому.
На юге вспыхнуло восстание; к бунтовщикам присоединялся один город за другим. Когда сборщики налога входили в населенный пункт, они подвергались избиению. Возле Коньяка один из сборщиков был брошен в реку. «Туда тебе и дорога, грабитель! — кричали разъяренные горожане. — Отправляйся солить рыбу в Шаренте».
97 
