58 
- Тихие всплески зари окрасили воду пролива,
- Я слышу, как в роще поет соловей
- И носятся чайки, крича торопливо…
Наверное, не нашел рифму к слову «соловей». «Сильней» подходит. Или «розовей». Стефан достал ручку и записал в блокноте «И море все розовей». Стих вышел скверный, но Герберт Молин, похоже, и сам понимал, что поэзия – не его сильная сторона.
Он читал дальше. Герберт Молин переезжает в Алингсос, затем в Бурос. Десять дней в Шотландии вдохновляют его на длинные, подробные записи. Ничего подобного не бывало с того времени, когда, полный оптимизма, он только что приехал в Германию.
После поездки в Шотландию он снова погружается в будничную жизнь и берется за перо очень редко. Только иногда записывает какие-то события, не комментируя.
Последние записи Стефан старался читать особенно внимательно. До этого Молин отметил, что последний раз вышел на работу в полиции. Несколько слов было о переезде в Херьедален.
Одна заметка показалась ему любопытной.
12 марта 1993. Поздравительная открытка от старины Вестерстеда, портретиста. Поздравляет с юбилеем.
Последняя запись датирована 2 мая 1999 года.
2 мая 1999 года. 7 градусов.
Мой мастер по головоломкам Кастро умер в Барселоне. Письмо от его жены. Он тяжело болел последние годы – неизлечимая болезнь почек.
И все. Осталось еще много чистых страниц. Тетрадь, купленная им в июне 1942 года в Осло, следовавшая за ним почти шестьдесят лет, так и не была закончена. Если дневник вообще можно когда-нибудь закончить. Он завел дневник, когда был еще совсем молодым человеком, убежденным нацистом, по дороге из Норвегии в Германию. По дороге на войну. Он ест мороженое и смущается, когда норвежские красотки бросают на него взгляды. Пятьдесят лет спустя он пишет о смерти изготовителя головоломок. И вот через полгода сам он тоже мертв.
Стефан закрыл дневник. За разбитым окном было почти совсем темно. Есть ли какая-то подсказка в дневнике? Или вне дневника? На это я не могу ответить, подумал он. Я знаю только то, что он записал, и понятия не имею о том, чего он не записал в свой дневник. Но теперь я знаю о нем больше. Он был нацистом, воевал во время Второй мировой войны на стороне Гитлера. Помимо этого, он был в Шотландии и долго и часто гулял с кем-то, кого он называет «М».
Стефан снова завернул дневник, фотографии и письма в дождевик и ушел тем же путем, что пришел, – через окно. Открыв машину, помедлил. Ему стало грустно. Ему было жаль Молина. Но ему было жалко и себя – ему всего тридцать семь, у него нет детей, и он болен раком, который вполне может свести его в могилу еще до сорока.
Он поехал в Свег. Машин на дороге было совсем мало. Когда он проехал Линселль, его обогнала полицейская машина, потом еще одна. События минувшей ночи казались странными, далекими и совершенно нереальными, хотя с момента его кошмарной находки прошло меньше суток. Герберт Молин ни слова не написал в дневнике про Авраама Андерссона. Как и о Эльзе Берггрен. Две его жены и дети просто упомянуты, очень коротко. Ни слова об их отношениях.
За стойкой администратора в гостинице никого не было. Он перегнулся через нее и достал свой ключ. Поднявшись в номер, проверил чемодан – никто его не трогал. Он все больше и больше склонялся к мысли, что это ему просто показалось.
В начале восьмого он спустился в ресторан. Джузеппе все еще не звонил. Девушка подала ему меню и улыбнулась.
– Я вижу, ты взял ключ сам, – сказала она.
Лицо ее стало серьезным.
– Я слышала, опять что-то случилось. Еще какого-то пожилого человека убили под Глёте.
Стефан кивнул.
– Ужас какой-то. Что у нас тут происходит?
Она покачала головой и, не дожидаясь ответа, протянула ему меню:
– Мы поменяли блюда. Телячьи котлеты не рекомендую.
Стефан заказал филе лося под соусом беарнез с вареной картошкой и уже почти все съел, когда девушка вновь появилась в кухонной двери и сказала, что ему кто-то звонит. Он поднялся на несколько ступенек в вестибюль. Это был Джузеппе.
– Я остаюсь на ночь, – сказал он. – Я тут, в гостинице.
– Как дела?
– Не за что зацепиться.
– Собаки?
– Ничего не нашли. Я буду примерно через час. Составишь мне компанию за ужином?
Стефан пообещал.
Чем-то я ему все же смогу помочь, подумал он, положив трубку. Какие отношения были у Герберта Молина с Андерссоном, я так и не знаю. Но одна дверца все же приоткрылась.
58 
