93 
В Париже нарастало беспокойство. Два холодных лета подряд привели к нехватке пшеницы и голоду. Гугеноты, не меньше католиков уверенные в том, что Господь на их стороне, объявили это следствием резни. В сельской местности появилось множество волков — это бедствие, несомненно, можно было связать с массовым убийством. Их привлекла человеческая плоть. Гугеноты были умными, энергичными торговцами; их гибель снизила уровень жизни в стране свирепствовали эпидемии; прокаженные бродили по Франции, распространяя свою страшную болезнь. По-прежнему не затихала борьба между оставшимися в живых гугенотами и католиками.
Король нуждался в деньгах и говорил об этом. Он и его фавориты планировали множество забавных увеселений, требовавших средств. Французов обложили большими налогами. Парижане роптали, возмущаясь королем; они находились близко к нему и видели экстравагантные процессии, роскошно одетых гостей, обильные луврские банкеты.
Они ненавидели короля и его мать сильнее, чем кого-либо в прошлом, но люди продолжали обвинять Катрин в дурных делах короля и всех несчастьях, выпадавших на долю Франции. Они презирали Генриха, но боялись Катрин; она вызывала у них чувство отвращения.
Парижане голодали и поэтому становились бесстрашными. На стенах появлялись оскорбительные надписи; ходили грубые шутки о короле и его матери, Аленсоне и королеве Марго; Франция находилась на грани бунта; это проявлялось в виде вспышек народного гнева. Однажды студенты остановили карету с Катрин и Марго; они приказали женщинам выйти из нее. Поняв, что неподчинение чревато угрозой насилия, они сделали это; молодежь оскорбляла королеву-мать, беззастенчиво ощупывала Марго. Лишь уверенное, надменное поведение двух королев предотвратило более грубое обращение с ними. Проявив достоинство, которое в конце концов испугало молодых бунтовщиков, они спокойно поднялись в карету, которая стремительно уехала. В другой раз король остановился посмотреть ярмарку в Сент-Жермене и обнаружил там студентов в длинных рубахах с гротескными кружевами из белой бумаги; юноши пародировали его «милашек». Они кривлялись, жеманничали, гладили, ласкали друг друга. Милашки, сопровождавшие короля, заплакали от злости и обиды; успокоить их можно было, лишь арестовав наглецов. Катрин, добилась быстрого освобождения студентов; ее тревожила безответственность Генриха.
Горожане кричали вслед королю, когда он шел по улицам или ехал верхам с процессией. «Содержатель Четырех Нищих» — это самое популярное оскорбление звучало, когда Генрих находился в обществе его избранников.
— Он укладывает волосы своей жене, — смеялись люди. — Выбирает ей туалеты. Кто этот Генрих Третий? Мужчина он или женщина?
Остряки забавлялись сочинением историй о смешных выходках короля; люди постоянно говорили о подлости и коварстве королевы-матери. Париж понял, что он ненавидит дом Валуа; всех его членов обливали грязью. Говорили, что Аленсон и Марго повинны в инцесте. Марго меняла любовников, как перчатки. Ее гардероб включал в себя сотню платьев, каждое из которых стоило целое состояние. Она держала лакеев-блондинов только для того, чтобы использовать их волосы на парики.
— Как долго мы будем позволять этим гадинам править нами? — ворчал народ. — Как долго мы позволим им обирать нас и жить в роскоши за наш счет?
Отзвуки приближающихся гроз усиливались и затихали. Борьба между католиками и гугенотами не прекращалась: люди разной веры ненавидели друг друга так же сильно, как и королевскую семью.
Наступил жаркий, душный август. Уличная грязь и вонь сточных канав удерживали людей в домах. Количество нищих увеличилось; больные и умирающие, они валялись на мостовой. На рынках процветали карманники. За городом было много грабителей; убийства совершались ради нескольких франков.
Пришла годовщина событий, о которых нельзя было забыть.
Еще много лет в ночь двадцать третьего августа гугеноты будут лежать без сна, слушая звон колокола, вспоминая погибших, вздрагивая при мысли о том, что их тоже может постигнуть судьба тех мучеников.
В Париже один шутник-католик поднял панику среди гугенотов, нарисовав мелом белые кресты на дверях домов нескольких известных гугенотов. Мужчины заточили шпаги и проверили ружья. Это было опасное время года.
Канун и сам день Святого Варфоломея прошли в напряженном ожидании; через несколько дней гугеноты, слушавшие проповедь в одном из домов, вышли после нее на улицу и обнаружили возле двери группу католиков. Один наглец осмелился вывести белый крест на своей шляпе. Католики пришли только для того, чтобы посмеяться, но напуганные гугеноты с высоко поднятыми головами зашагали по мостовой, шепча молитвы. Если бы они не начали молиться, все бы обошлось. Обе стороны не выносили, когда их противник обращался к Господу Бог был союзником и тех, и других. Они сердились, когда религиозный враг осмеливался обращаться к Богу. Кто-то швырнул камень; началась драка, закончившаяся трагично для нескольких ее участников.
93 
