— Не суди его строго, Анхел. У него множество превосходных качеств, просто они не вписываются в телевизионную эпоху.
— К сожалению, именно в эту эпоху мы сейчас живем, — сказал Анхел. — Вот Кальдерон — это был человек. Он давал телевидению то, чего оно жаждет: драму, юмор, эмоции, поверхностный блеск. Для вас это очень большая потеря.
— Ты сам сказал — «поверхностный блеск». Под этой поверхностью все не так красиво.
— Как, по-твоему, вы теперь выглядите? — спросил Анхел. — Помнишь взрывы в Лондоне? Помнишь, что беспрерывно крутили по телевизору в дни после терактов? Сюжет, который поддержал эмоциональную напряженность, но направил эмоции людей в другое русло? Показывали не жертв. Не террористов. Не бомбы и разрушения. Да, об этом тоже шла речь, но главным сюжетом был рассказ о том, как полицейский в штатском, сотрудник спецотряда, по ошибке застрелил этого бразильца, Жоана Чарлеса де Менезеса.
— А какой главный сюжет у нас?
— В этом и состоит ваша проблема. Сюжет у вас такой: судебного следователя, который отвечал за все ваше расследование, арестовали по подозрению в убийстве собственной жены. Ты хоть знаешь, что льется из телевизора по поводу Кальдерона? Возьми и послушай…
Столики вокруг них заполнились людьми, толпа собралась на улице, у распахнутых дверей бара. Все говорили об Эстебане Кальдероне. Он это сделал? Или он этого не делал?
— Не о вашем расследовании. Не о террористических ячейках, которые сейчас могут действовать в Севилье. Даже не о девочке, которая пережила разрушение здания, — сказал Анхел. — Все говорят об Эстебане Кальдероне. Передай это своему комиссару Эльвире.
— Должен тебе сказать, Анхел, для человека, который любит Севилью больше, чем чуть ли не все, кого я знаю, ты сейчас как-то слишком… на подъеме.
— Ужасно, правда? Так и есть. Я уже столько лет не чувствовал такого прилива энергии. Мануэла в бешенстве. По-моему, я ей больше нравился, когда помирал со скуки.
— Как она?
— Подавлена. Думает, что ей придется продать виллу в Пуэрто-де-Санта-Мария. Собственно, она ее уже продает, — сообщил Анхел. — Струсила. Идея исламского «освобождения» Андалузии целиком ею овладела. Так что теперь она продает золотые рудники, чтобы сохранить оловянные и медные.
— С ней бесполезно говорить, когда она в таком состоянии, — заметил Фалькон. — Так почему же у тебя такой прилив энергии, Анхел?
— Если ты редко смотришь новости, то, может быть, и не в курсе, что мое маленькое хобби стало приносить неплохие плоды.
— Ты о «Фуэрса Андалусия»? — уточнил Фалькон. — Я несколько часов назад видел по телевизору Хесуса Аларкона вместе с Фернандо Аланисом.
— Ты посмотрел целиком? Это было сенсационно. После программы «Фуэрса Андалусия» набрала по опросам четырнадцать процентов. Я понимаю, это чудовищно необъективные цифры. Это все из-за эмоциональной реакции электората, но, так или иначе, это на десять процентов больше, чем мы когда-нибудь набирали, так что левые покачнулись.
— Когда ты впервые встретился с Хесусом Аларконом? — спросил Фалькон с искренним любопытством.
— Много лет назад, — ответил Анхел. — И тогда он меня мало занимал. В общем-то — обычный скучный банковский клерк. Меня встревожило, когда он сказал, что хочет пойти в политику. Я сомневался, что кто-нибудь станет за него голосовать. В костюме он был как деревянный. А ведь в наше время главное — не твоя программа или влияние на региональную политику, главное — как ты выглядишь и держишься. Но после того, как он перебрался сюда, мне удалось изучить его получше, и, должен тебе сказать, эти отношения, которые он завязал с Фернандо Аланисом… это просто золотая жила. С точки зрения пиара о таком можно только мечтать.
— Вы с ним тогда и познакомились — когда ты занимался пиаром?
— Когда я ушел из политики, я стал делать пиар-проекты для «Банко омни».
— Наверное, это была приятная отдушина, — предположил Фалькон.
— Мы, католики, крепко держимся друг за друга, — подмигнул Анхел. — К тому же мы с исполнительным директором этого банка — старые друзья. Вместе ходили в школу, в университет, служили родине. Когда я распрощался с этими ублюдками из Народной партии, он знал, что я не смогу просто «уйти на покой», поэтому он пригласил меня к себе, и в итоге я пришел к другим вещам. Они занимались банковскими операциями для одной группы компаний в Барселоне, и я организовал для этой группы пиар их сороковой годовщины; потом была одна страховая группа в Мадриде и компания по недвижимости на Коста-дель-Соль. Это могло бы стать для меня прибыльным бизнесом, если бы я серьезно этим занялся. Но знаешь, Хавьер, корпоративный пиар — это так… мелко. Занимаясь этим дерьмом, мир не переделаешь.