Они вернулись в класс в задней части помещения; судья дель Рей и комиссар Эльвира уже ждали их. За трое суток Эльвира спал в общей сложности восемь часов, и это его просто убивало. Они сели. Все были измотаны. Даже дель Рей, которому полагалось быть посвежее, выглядел встрепанным, словно только что продрался сквозь рассерженную толпу.
— Хорошие новости или плохие? — спросил Эльвира.
— И то и другое, — ответил Фалькон. — Хорошая новость: я выяснил личность человека, которого видели разговаривающим с Рикардо Гамеро в Археологическом музее за несколько часов до того, как Гамеро покончил с собой.
— Имя?
— Анхел Зарриас.
Наступило молчание: казалось, все они смотрят, как кому-то наносят страшной силы удар.
— Это партнер вашей сестры, верно? — спросил Рамирес.
— Как вы его опознали? — поинтересовался Эльвира.
Фалькон кратко рассказал им о своей беседе за уличным столиком «Таберна колониалес» и о том, как ему удалось заполучить у Анхела снимок руководства «Горизонта» и «Банко омни».
— Но это еще не все плохие новости, — сказал Фалькон. — Я не уверен, позволит ли это нам продвинуться дальше по цепочке.
— То есть?
— Что мы нашли такого, что позволило бы нам надавить на Зарриаса, чтобы он рассказал нам больше? — проговорил Рамирес.
— Вот именно, — согласился Фалькон. — Он был последним, с кем говорил Рикардо Гамеро, ну и что из этого? Он знал Гамеро по церкви, и на этом цепочка обрывается. Почему тот пошел к Зарриасу, а не к своему священнику? Его священник умер. О чем они говорили? Гамеро был очень расстроен. Почему? Может быть, Зарриас ответит мне так же, как ответил Марко Барреда. Возможно, это Зарриас велел Барреде сказать мне, что Гамеро был скрытым геем. Мы слишком мало знаем, чтобы расколоть Зарриаса.
— Я не верю, что Рикардо Гамеро в такой момент обратился бы к Анхелу Зарриасу для того, чтобы обсуждать эмоциональные проблемы, — заметил дель Рей.
— Вы могли бы показать Зарриасу снимок Татеба Хассани и понаблюдать за его реакцией, — предложил Эльвира.
Ни Эльвира, ни дель Рей не получали никаких сведений от Пабло, поэтому Фалькон рассказал им новости о Татебе Хассани — в частности, о том, что его почерк совпадает с почерком на документах, найденных в огнеупорном ящике в мечети, и с пометками в двух экземплярах Корана.
— А почему вы сразу попросили, чтобы сделали такое сравнение? — спросил Эльвира.
— Я вернулся к вопросу, который задал своим сотрудникам, как только мы обнаружили труп на свалке. Зачем, убив человека, идти на такие ухищрения, чтобы скрыть его личность? Только если знание личности убитого может вывести следствие на тех, с кем он был знаком, или если знание о его опыте или умении способно поставить под угрозу какую-то предстоящую операцию. Личность Татеба Хассани открыла нам несколько обстоятельств. Он был профессором арабистики, а значит, умел писать по-арабски и хорошо знал Коран. Кроме того, он не один год преподавал летом математику в Гранаде, а следовательно, говорил и писал по-испански. Он не был похож на типичного исламского боевика: он был вероотступник, развратник и пьяница. Потеряв работу в Колумбийском университете, что стоило ему нью-йоркской квартиры, он стал так отчаянно нуждаться в деньгах, что ему пришлось давать частные уроки математики в Коламбусе, штат Огайо, а именно там располагается штаб-квартира «Ай-4-ай-ти», а этой компании принадлежит «Горизонт», а «Горизонт», в свою очередь, владеет компанией «Информатикалидад». И наконец, меня смущал тот факт, что ключи, которые нашли в квартире имама и которыми удалось открыть огнеупорный ящик из мечети, лежали в кухонном шкафу, а не в столе у имама вместе с другими ключами. Это навело меня на мысль, что эти ключи подложил кто-то, кто мог в отсутствие имама заходить в его квартиру, но не в его кабинет.
— Кто мог подложить ключи?
— Ботин, по указанию Гамеро? — предположил Рамирес.
— В начале расследования Хуан призывал нас учитывать все возможные версии и не искать аналогий в прошлом, потому что у исламских террористов нет определенных моделей деятельности. Это верно. Таков их стиль. Каждая атака происходит неожиданно, и она всегда связана с каким-то новым поворотом, который вселяет еще больший страх в душу Запада. Вспомните, с какой виртуозностью были организованы теракты, о которых мы знаем.
Когда я ехал от охранника, мне вдруг пришло в голову, что севильскому взрыву не хватает оригинальности. Конечно, сначала я об этом не думал. Сначала я сказал себе: эти террористы готовы атаковать жилые дома. Но теперь я начинаю понимать, что в севильском теракте угадываются отголоски некоторых предыдущих акций. Разрушение жилого дома напоминает о взрывах домов в Москве в девяносто девятом году. Обнаружение в «пежо-партнере» исламского кушака, капюшона-маски и Корана заставляет вспомнить аудиозаписи текста Корана и детонаторы, найденные в «рено-кангу» у станции Алькала-де-Энарес. Применение «Гома-2 ЭКО» в устройстве, которое поместили в мечеть, напоминает о взрывчатке, которую использовали одиннадцатого марта. Угроза двум школам и биологическому факультету — отсылка к Беслану. Такое ощущение, что человек, который планировал эту операцию, черпал вдохновение в предыдущих терактах.