– Возможно, здесь раньше держали апельсины.
– И на яблоки тоже похоже... на сморщенные и начинающие портиться внутри яблоки.
– Здесь могли раньше держать фрукты.
– Но запах только похож. Это не запах фруктов. Вот тут-то и есть один из тех скелетов, Керри. Вот почему папа так меняется в этой комнате.
– Ник, не говори никому про скелет. Давай выясним все и будем хранить тайну.
– Да, – сказал Доминик. – Я думаю, это скверная тайна, Керри.
– Потому что в этой комнате папа и мама всегда бывают грустнее, чем в других.
Они закрыли дверцу шкафа и вернулись к столу. Керенса прочла другой рассказ и временно забыла про шкаф. Но позднее она вспомнила и обратилась к Лилит.
Она никогда не любила Лилит, а после болезни ее неприязнь к ней еще более возросла. Все чувства Керенса выражала бурно; она редко испытывала такое чувство, как безразличие. Теперь она знала, что у взрослых есть еще один секрет, который ей необходимо узнать, и этот секрет для нее гораздо важнее тайны шкафа, потому что он касался отношений между Фритом и Лилит.
Интуиция подсказывала ей, что от Лилит она скорее, чем от кого-либо еще, сможет узнать тайну шкафа, поэтому она задала ей вопрос неожиданно, надеясь застать ее врасплох:
– А что было в детской комнате до того, как она стала детской?
Она была рада видеть, что Лилит вздрогнула.
– Ну, спальня там была.
– Чья спальня?
– Что за вопросы! Зачем тебе это знать?
– Потому что мне хочется знать, что случилось до моего рождения.
– Мне всегда казалось, что ты воображаешь, будто до твоего рождения белого света не было.
– О да, да, был. Сперва его создал Бог, верно? И первыми были Адам и Ева. Потом прошло много лет, прежде чем я родилась.
– Удивительно, что вместо Евы Он не создал сперва Керенсу! Керенса со всей серьезностью обдумала сказанное и решила, что это был бы неплохой план.
– Ладно, – сказала она, – Он не создал. Но чья это была комната?
– Это была комната жены твоего отца... его первой жены.
Керенсу охватило волнение. Жена, которая была у отца до того, как он женился на ее матери! Вот где разгадка отношений между мужчинами и женщинами. Не может ли случиться так, что, разгадав тайну шкафа в детской комнате, она смогла бы понять отношения между Фритом и Лилит?
– В шкафу как-то необычно пахнет. Что там держали?
– Сказать? Виски, коньяк и джин. Ты знаешь, что это такое, не так ли?
– Да. Я знаю, что они собой представляют.
– Ну, так прекрати о них говорить, потому что, это может огорчить маму. Понимаешь, первая миссис Стокланд так их любила, что держала их под замком в том шкафу. Подумать только, что ты их унюхала!
– Это Доминик.
– Понятно. Итак, как тебе было сказано, никому ни слова, ясно? Это может огорчить твою маму.
– Почему?
– Почему? Когда? Как? Сколько раз за день ты это спрашиваешь?
– А как же иначе? Как узнать что-то, если не спрашивать?
Лилит смотрела на нее почти робко. Она была миловидной девочкой, очаровательным ребенком, самой привлекательной из всех детей, за исключением, конечно, Лея и, некоторые бы сказали, Доминика. Лилит хотела бы нравиться Керенсе; сама она готова была сделать ее своей любимицей. Ей так много было в Керенсе понятно и симпатично. Странно, что Керенса, казалось, намерена была держаться с ней, как никто из детей, недружелюбно. А Лилит, ко всему прочему, имела на Керенсу виды. Керенса и Лей должны были когда-нибудь пожениться.
– Конечно, ты должна спрашивать, если собираешься что-то выяснить, – сказала она задабривающим тоном. – Ну, слушай, я тебе кое-что расскажу. Первая жена твоего отца пребывала в той комнате... день и ночь она проводила там, потому что была очень больна. Но она любила выпить, что для нее было вредно. Она держала это питье взаперти в том шкафу, чтобы люди не знали, сколько она выпила. Только об этом ни слова, помни. Это была несчастливая семейная жизнь, и твой отец хочет все о ней забыть, поэтому не начинай спрашивать никаких своих «как», да «почему», да «когда», ясно?
– Не буду, – ответила Керенса, но не могла скрыть своего возбуждения, – не буду ничего начинать.
Она нашла Доминика и рассказала ему все.
– Я узнала секрет, Ник. Пахнет коньяком, джином и виски.
У папы до мамы была жена, но он был с ней несчастлив, поэтому хочет все забыть.
Доминик серьезно кивнул.
– Верно. Он и говорит таким голосом: «Хочется все забыть».
– Поэтому мы не должны никому ничего говорить, Доминик... ни одной душе. Я рада, что это оказался не настоящий скелет... ну, не тот, что под досками. Мне бы это не понравилось.