Лёгкий, ненавязчивый романчик 
152 
С сентября 1897 г. по май 1898 г. Чехов жил во Франции, вначале на берегу Бискайского залива в Биаррице, а затем в Ницце.
Вскоре после переезда за границу Чехов оказался захвачен делом Дрейфуса, потрясшим Францию и весь мир. По поводу этого дела В. И. Ленин впоследствии писал: «…достаточно оказалось такого „неожиданного“ и такого „мелкого“ повода, как одна из тысяч и тысяч бесчестных проделок реакционной военщины (дело Дрейфуса), чтобы вплотную подвести народ к гражданской войне!» («Детская болезнь левизны в коммунизме». — В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 41, стр. 83).
Интерес Чехова к делу Дрейфуса мог показаться случайным и недостаточно понятным многим из тех, кто знал писателя. Чехов, который, казалось бы, чуждался всякой «политики» и сдержанно отмалчивался в ответ на попытки своих адресатов этого времени (В. А. Гольцева, В. А. Морозовой, особенно — В. М. Соболевского) вызвать его на разговоры о важных политических вопросах и событиях в России, — оказался увлечен делом сугубо политическим, связанным десятками нитей с государственной и общественной машиной буржуазной Франции. Очевидно, по самому своему характеру дело Дрейфуса могло увлечь Чехова: «лучшие люди, идущие впереди нации», бросили вызов всему государственному аппарату во имя защиты несправедливо осужденного. Чехов безошибочно выбрал позицию в крайне сложной расстановке сил вокруг дела Дрейфуса, позицию рядом с Э. Золя и лучшими людьми Франции и Европы. При этом он не только разошелся с реакционным и националистическим лагерем Суворина (а во Франции — А. Рошфора, М. Дрюмона), но смог оказаться впереди очень многих представителей демократического лагеря; его позиция была тверже, последовательнее и благороднее, чем, например, позиция А. Додэ и многих русских литераторов. Из писем к И. Я. Павловскому в апреле 1898 г. стало известно, что Чехов не только отстаивал правоту Э. Золя в деле Дрейфуса и защищал его во мнении своих знакомых, но готовился публично выступить по этому вопросу во французской печати. И впоследствии, вернувшись в Россию, Чехов продолжал внимательно следить за развитием дела.
Дело Дрейфуса не прошло бесследно для формирования новых черт в мировоззрении и творчестве Чехова. Замечательное письмо к Суворину от 6 (18) февраля 1898 г. — это уже не упреки по адресу «кактусов» — сотрудников «Нового времени», а прямой отказ иметь что бы то ни было общее с позицией самого Суворина, газета которого стала в России оплотом тех, кто травил Золя и сторонников Дрейфуса. Хотя окончательный разрыв между Чеховым и Сувориным произошел не сразу после этого письма, в переписке между ними наступило заметное охлаждение. Подобно тому, как после поездки на Сахалин в 1890 г. Чехов, по его собственному признанию, «возмужал», пересмотрев многие из своих прежних убеждений и симпатий, в чем-то похожими оказались результаты пребывания за границей в 1897–1898 годах.
Чехов вернулся в Россию в начале мая 1898 г., а на письменном столе в Мелихове уже лежало письмо к нему, посланное Вл. И. Немировичем-Данченко. Состоявшаяся почти за год до этого встреча Немировича-Данченко с К. С. Станиславским привела к созданию нового театра, названного «Художественно-Общедоступным», открывшего новую страницу в истории мирового театра. Поиски реформаторами сцены репертуара для нового театра естественно привели их к творчеству Чехова. «„Чайка“ — единственная современная пьеса, захватывающая меня как режиссера, а ты — единственный современный писатель, который представляет большой интерес для театра с образцовым репертуаром», — писал Немирович-Данченко Чехову 12 мая 1898 г.
Чехов не сразу согласился на просьбу руководителей молодого театра: он не мог забыть провала своей пьесы на императорской сцене. Однако неизбежное совершилось: театр-новатор начал готовить постановку пьесы новатора-драматурга. Позднее современникам зарождения Московского Художественного театра стало ясно, «что его история только хронологически начинается с первого представления „Царя Федора“, а что, по существу, началом надо считать „Чайку“, что только с Чехова определяется новый театр и его революционное значение» (Вл. Ив. Немирович-Данченко. Из прошлого. М., «Academia», 1936, стр. 1).
Постепенно интерес Чехова к театру Станиславского и Немировича-Данченко рос, и в первых же отзывах после посещения его репетиций Чехов выразил сочувствие театру и надежду на его великие достижения. Встреча с Художественным театром стала этапной в судьбе Чехова-драматурга. После триумфального успеха «Чайки» в декабре 1898 г. театр поставит «Дядю Ваню» и вдохновит Чехова на создание двух последних его шедевров — пьес «Три сестры» и «Вишневый сад».
152 
