Был холодный декабрьский день, но даже самая плохая погода была лучше, чем мое настроение. Я решила, что я была полная дура. К черту Елизавету. К черту Лейстера. Я приказала развести в спальне огонь, и сразу стало тепло и уютно. Я послала за Кристофером.
Он был столь наивен и неопытен. Я знала, что он обожает меня, и то было бальзамом на мое раненое самолюбие. Я не могла бы вынести, чтобы его мнение обо мне изменилось в худшую сторону, поэтому я сказала, что позвала за ним из-за того, чтобы сказать, что в происшедшем тогда нет его вины. Это случилось само собой, прежде чем мы оба смогли осознать, что мы делаем. Это не должно повториться более, и мы должны забыть об этом.
Он сказал мне то, чего я и ожидала, что он сделает все, что я прикажу, кроме одного – он не сможет забыть. Это было самое чудесное происшествие в его жизни, и он будет всегда помнить это.
«Молодые так очаровательны», – подумала я. Теперь я поняла, отчего королева так любит их. Их наивность обновляет нас, пробуждает к жизни. Обладание мною привело Кристофера почти к идеализации меня, к поклонению, и в основном восстановило мою веру в собственные силы обвораживать, в чем я начала сомневаться из-за пылкого желания Роберта оставить меня ради славы в Нидерландах.
Я сделала вид, что прощаюсь с Кристофером, так как на самом деле твердо решила, что он останется у меня на ночь. Я положила ему руки на плечи и поцеловала его. Конечно же, это разожгло пламя. Он извинялся, всерьез полагая, что ему нет прощения. Это было так мило и притягательно. Перед рассветом я отослала его. Он ушел, со словами, что если ему суждено умереть в битвах за Нидерланды, то пусть я окажу ему честь, помня, что он никого не любил, кроме меня.
Милый Кристофер! Смерть казалась ему желанной в тот миг, и я уверена, она несла славу. Он уже видел себя умирающим за протестантскую веру с моим именем на устах. Все это было так романтично, так красиво, что я от души радовалась этому подарку жизни. Я не понимала, отчего я отказывала себе в этом ранее.
Они уехали на следующий день, Лейстер, прощаясь с королевой, во главе колонны, в которой ехали также мой любовник и мой сын.
Позже я узнала, что будущих победителей щедро развлекали в Колчестере, а затем они направились в Гарвич, где их ждал флот из пятидесяти кораблей, готовых перевезти их через пролив.
Роберт писал мне в большой экзальтации, что его везде радостно и щедро принимают и считают своим спасителем. В Роттердаме была тьма, когда прибыл флот. Люди осветили набережную факелами, и каждый четвертый держал огненный крест. Толпы народа вышли с приветствиями, и его провезли к рыночной площади, где огромная статуя Эразма Роттердамского была установлена во славу родины. Затем он поехал в Делфт, где поселился в том самом доме, в котором был убит принц Оранский.
«По мере нашего продвижения по стране празднование нашего прибытия все усиливалось, – писал он. – Я везде был известен как спаситель народа.»
Народ сильно пострадал от нашествия испанцев, был настроен сохранить свою религию, и поэтому видел приход англичан с деньгами и солдатами как спасение.
Он поехал командовать армией, но битв на той стадии не было. Было только шумное празднование. Я была удивлена, что королева избрала для командования Лейстера, ибо он был политик, но не солдат; он привык сражаться словами, а не мечами. Я недоумевала, что будет, если начнутся сражения.
Но он пожинал плоды славы. Эйфория продолжалась несколько недель, а затем наступил решительный момент. Он написал мне, так как не умел держать все в себе.
«Это случилось в первый день января: ко мне пришла Делегация. Я был еще не одет, и, как только мой туалет был закончен, мои подчиненные доложили, что министры желают со мной говорить. Они предложили мне губернаторство над Объединенными провинциями. Я был несколько растерян, ибо королева послала меня воевать, а не править, и, сколь бы ни было предложение заманчиво, мне нужно было его обсудить.»
Я представила себе его с сияющими глазами. Разве не к этому он стремился? Он так долго был человеком при королеве. «Как собачка на цепи», – однажды я сказала ему. Так, я слышала, говорила и королева: «Мое милое существо, дай мне приласкать тебя… и не думай убегать далеко. Ты можешь уйти ровно настолько, насколько я позволю тебе». Что должна была значить для него корона Нидерландов!
И я вновь начала читать письмо.
«…Я просил времени на обсуждение предложения. Ты будешь довольна, узнав, что я назначил Эссекса Генералом Конного корпуса. Я провожу много времени, слушая псалмы и церемонии – люди здесь очень религиозны. А теперь я должен сказать, что я обсудил вопрос губернаторства с секретарем королевы, Дэвидсоном, который находится здесь, и с Филипом Сидни, и оба они того мнения, что я должен принять предложение народа Нидерландов и спасти страну. Так что теперь я, моя дорогая Леттис, Губернатор Объединенных провинций». Далее следовала приписка: