Особенно,... 
153 
Явиться в суд предлагалось к двенадцати часам, а было всего только девять. Поэтому Жак помчался к Жервезе, которую застал не менее взволнованной, чем накануне.
— Ну, как дела? — спросила она.
— А вот, взгляни! — победоносно ответил Жак Обри, показывая ей исписанную иероглифами бумажку.
— Когда вам надо явиться?
— В полдень. А больше я ничего не разобрал.
— Вы даже не знаете, в чем вас обвиняют?
— Да, наверное, в том, что я тебя обманул, милая крошка!
— А вы не забудете, сударь, что сами заставили меня дать такие показания?
— Разумеется, не забуду; я готов присягнуть, что так оно и было, даже если бы тебе вздумалось все отрицать.
— Так вы не станете на меня сердиться за то, что я вас послушалась?
— Да нет же! Я всегда от души буду тебе благодарен!
— Что бы ни случилось?
— Что бы ни случилось.
— Да я и сказала-то все это лишь потому, что вы заставили меня.
— Ну разумеется.
— А если у меня с перепугу ум за разум зашел и я сболтнула лишнее, вы простите?
— Не только прощу, милая, славная моя Жервеза, но уже простил, прежде чем ты попросила об этом!
Было уже без четверти двенадцать, когда Жак спохватился, что к двенадцати ему надо быть в суде. Он простился с Жервезой и опрометью выбежал на улицу — до здания суда было довольно далеко.
Постучавшись в ту же дверь, что и накануне, он услышал, что часы бьют двенадцать.
— Войдите! — прогнусавил тот же голос, что и вчера.
Жак не заставил повторять приглашение и с широкой улыбкой, задрав нос и сдвинув шапку набекрень, вошел в приемную.
— Ваше имя? — спросил уже знакомый нам человек в черном.
— Жак Обри.
— Ремесло?
— Школяр.
— Ах да! На вас вчера приходила жаловаться Жер… Жер…
— Жервеза Попино.
— Правильно. Садитесь и ждите своей очереди.
Жак повиновался и стал ждать. В комнате уже сидели пять или шесть мужчин и женщин разного возраста и положения. Они, разумеется, были вызваны к судье первыми. Одни вышли оттуда без конвоя — это означало, что против них не оказалось достаточно улик; другие — в сопровождении полицейского офицера или двух стражников прево. На последних Жак поглядывал с завистью, потому что их вели в Шатле, куда ему так хотелось попасть.
Наконец вызвали и Жака Обри.
Жак вскочил с места и с такой довольной миной вбежал в кабинет судьи, будто речь шла о приятнейшем развлечении.
В кабинете сидели двое. Первый — еще выше, еще черней, еще костлявей и суше, чем мрачный человек в приемной (каких-нибудь пять минут назад это показалось бы Жаку невозможным), — был секретарем; второй — маленький, толстый, почти круглый человечек с веселыми глазами, приятной улыбкой и жизнерадостным выражением лица — был судьей.
Улыбающиеся взгляды Жака и судьи встретились, и школяр внезапно почувствовал такую симпатию к этому почтенному человеку, что чуть было не пожал ему руку.
— Хе, хе, хе… Так это вы и есть тот самый молодой человек? — спросил судья, пристально глядя на вошедшего.
— Признаться, да, мессер, — ответил Жак Обри.
— Вы и впрямь как будто малый не промах, — продолжал судья. — А ну-ка, господин пострел, берите стул и садитесь.
Жак уселся, положив ногу на ногу, и с довольным видом выпятил грудь.
— Так! — потирая руки, произнес судья. — А ну-ка, господин секретарь, прочтите нам показания истицы.
Секретарь встал и, изогнувшись над столом, без труда дотянулся благодаря своему непомерному росту до его противоположного конца, где и достал из груды папок дело Жака Обри.
— Вот это дело, — произнес он.
— Как имя истицы?
— Жервеза-Пьеретта Попино, — прочел секретарь.
— Она самая, — сказал Обри, утвердительно кивнув.
— Несовершеннолетняя, — продолжал секретарь, — девятнадцати лет от роду.
— Ну и ну! Несовершеннолетняя! — воскликнул Жак Обри.
— Так записано с ее слов.
— Бедняжка Жервеза! — пробормотал школяр. — Верно она сказала, что от смущения плела всякую чушь. Ведь сама же призналась мне, что ей двадцать два. И вот нате вам, девятнадцать!
— Значит, ветрогон вы этакий, — сказал судья, — вас обвиняют в том, что вы обманули девушку… Вы признаете обвинение? — спросил судья.
— Признаю, сударь, — решительно ответил Жак. — И это и любое другое. Я преступник, господин судья, и, пожалуйста, не церемоньтесь со мной.
153 
