81 
— Если вам будет угодно, сударыня, — проговорил посол, — это случится быстро.
— Рука дающего не оскудеет, — продолжала герцогиня, избегая прямого ответа. — Внимая голосу своего сердца, я всегда советую Франциску Первому совершать возвышенные, благородные деяния, но подчас сердце идет вразрез с разумом. Надобно также думать о пользе, пользе Франции, само собой разумеется. Но я доверяю вам, господин Медина, и буду держать с вами совет… Впрочем, полагаю, что император поступит благоразумно, если доверится честному слову короля.
— Ах, если бы вы стояли за нас, сударыня, он бы не колебался…
— Маэстро Клеман Маро! — вдруг прервала посла герцогиня, будто не расслышав его восклицания. — Маэстро Клеман Маро, не вдохновились ли вы на какой-нибудь изящный мадригал или звучный сонет? Не продекламируете ли нам что-нибудь?
— Сударыня, — ответил поэт, — все сонеты и мадригалы лишь цветы, распускающиеся под солнцем ваших прекрасных очей. Взирая на них, я только что сочинил десятистишие.
— Неужели, сударь? Что ж, мы слушаем вас… А-а, мессер прево, рада вас видеть! Простите, я не сразу вас заметила. Есть ли у вас известия от вашего будущего зятя, нашего друга графа д'Орбека?
— Да, сударыня, — отвечал мессер д'Эстурвиль. — Он извещает, что спешит вернуться, и, надеюсь, мы скоро увидим его.
Чей-то жалобный, приглушенный вздох заставил госпожу д'Этамп вздрогнуть, но она, даже не обернувшись, продолжала:
— О, ему все обрадуются!.. А вот и вы, виконт Мармань! Ну как, нашли вы применение для своего кинжала?
— Нет, сударыня. Но я напал на след и знаю, где теперь найти то, что ищу.
— Желаю удачи, господин виконт, желаю удачи!.. Вы готовы, маэстро Клеман? Мы обратились в слух.
— Стихи, посвященные д'Этамп! — возгласил поэт. Послышался одобрительный шепот, и поэт стал жеманно декламировать десятистишие:
- Тампе — долина, полная услады,
- Обитель милых муз, приют дриад,
- Ты в наши дни не средь холмов Эллады
- Струишь цветов весенний аромат —
- Во Франции тебя узреть я рад,
- Где прихоть властелина дивной силой
- Перестановкой букв преобразила
- Тампе в Этамп и — мудрости венец —
- Ее, как лен, царице нимф вручила,
- Властительнице гордой всех сердец.
Госпожа д'Этамп захлопала в ладоши, расточая поэту улыбки, а следом за ней все тоже стали хлопать в ладоши и расточать ему улыбки.
— Однако ж, — произнесла герцогиня, — я вижу, что вместе с Тампе Юпитер перенес во Францию и Пиндара.90
С этими словами герцогиня поднялась; поднялись и все остальные. Женщина эта имела основание почитать себя подлинной королевой, поэтому она величественным жестом дала понять присутствующим, что аудиенция окончена, и придворные, уходя, отвешивали ей глубокий поклон, как королеве.
— Останьтесь, Асканио, — шепнула она.
Асканио повиновался.
Но, когда все ушли, не презрительная и надменная владычица, а покорная и любящая женщина предстала перед молодым человеком.
Асканио, рожденный в безвестности, воспитанный вдали от света, чуть ли не в монастырском уединении мастерской, редкий гость дворцов, где он бывал лишь со своим учителем, был ошеломлен, смущен, ослеплен всем этим блеском, всем этим оживлением и всеми этими разговорами. Голова у него пошла кругом, когда он услышал, что госпожа д'Этамп говорит просто и как будто шутя о столь важных планах на будущее и непринужденно играет судьбами королей и благом королевств. Только что у него на глазах эта женщина, как само провидение, ввергала одних в горе, других одаривала радостью, одною и той же рукой потрясала оковами и срывала короны. И эта женщина, обладавшая высшей земной властью, с такой надменностью обращавшаяся с сановными льстецами, смотрит на него не только нежным взглядом любящей женщины, но и с умоляющим видом преданной рабыни! И Асканио из простого зрителя внезапно превратился в главное действующее лицо.
Впрочем, герцогиня, опытная кокетка, все рассчитала и умело подготовила, чтобы произвести впечатление. Асканио почувствовал, как эта женщина, помимо его воли, берет власть если не над его сердцем, то над разумом; но он был еще таким ребенком, что, желая скрыть свое душевное смятение, вооружился холодностью и суровостью. И, быть может, ему почудилось, что между ним и герцогиней промелькнула тень его чистой Коломбы и он увидел ее белое платьице, ее одухотворенное чело…
81 
