Особенно,... 
47 
— Не нужно было пропускать их, но раз уж они пробились, пусть уходят.
Шуаны беспрекословно повиновались командиру.
— А теперь, — крикнул Кадудаль, — прекратить огонь! Довольно мертвых, теперь берите пленных.
Попасть в плен на этой ужасной войне, где обе стороны расстреливали пленных, еще не означало, что сражение окончено. Синие расстреливали пленников потому, что считали вандейцев и шуанов разбойниками, Белые — потому, что не знали, куда девать захваченных в плен республиканцев.
Республиканцы бросали ружья подальше от себя, чтобы не отдавать их в руки противника. Когда шуаны приблизились к солдатам, те показали, что их сумки пусты, — все патроны были истрачены.
Кадудаль подошел к Ролану.
Все время, пока длилась эта ожесточенная схватка, Ролан сидел, не сводя глаз с поля боя. Волосы его взмокли от пота, грудь вздымалась, он ждал. Когда фортуна улыбнулась неприятелю, он уронил голову на руки и оцепенел, глядя в землю. Кадудаль вплотную подошел к нему, но он, казалось, не слышал его шагов. Молодой офицер медленно поднял голову. Две слезы скатились по его щекам.
— Генерал, — сказал Ролан, — располагайте мной, я — ваш пленник.
— Хорошо, — смеясь, отвечал Кадудаль. — Но посланца первого консула не берут в плен, его просят оказать услугу.
— Какую? Приказывайте!
— У меня нет повозок для раненых и тюрьмы для пленных. Я поручаю вам доставить раненых и пленных республиканцев в Ванн.
— Как, генерал? — вскричал Ролан.
— Я поручаю это вам. К сожалению, ваша лошадь убита и моя тоже. Но у вас есть лошадь Бранш-д'Ора, возьмите ее.
Молодой человек, казалось, колебался.
— Бранш-д'Ор получит лошадь, которую вы оставили в Музийаке, — продолжал Жорж.
Ролан понял, что хотя бы из чувства собственного достоинства следовало держаться так же учтиво, как его собеседник.
— Увижу ли я вас еще, генерал? — спросил он, вставая.
— Сомневаюсь, сударь. Дела требуют, чтобы я отбыл в Порт-Луи, а ваш долг — вернуться в Люксембургский дворец.
В то время Бонапарт еще пребывал в Люксембургском дворце.
— Генерал, что я должен передать первому консулу?
— Расскажите ему о том, что видели, и передайте, что я считаю особой честью обещанную встречу с ним.
— Судя по тому, что я видел, сударь, сомневаюсь, что вам когда-нибудь понадобятся мои услуги, — отвечал Ролан, — но все-таки не забывайте, что у вас есть друг, который сможет замолвить за вас слово генералу Бонапарту.
И он протянул руку Кадудалю. Командир роялистов пожал ее так же искренне, как и перед боем.
— Прощайте, господин де Монтревель, — сказал он. — Полагаю, излишне просить вас выступить в защиту генерала Харти. Такое поражение не менее славно, чем победа.
Полковнику де Монтревелю подвели лошадь Бранш-д'Ора. Ролан прыгнул в седло, окинул взором поле битвы, вздохнул и, простившись с Кадудалем, галопом поскакал через поля к дороге, ведущей в Ванн, чтобы встретить повозку с ранеными и пленными, которых он должен был доставить генералу Харти.
Кадудаль распорядился выдать каждому солдату экю в сто ливров, и Ролан не удержался от мысли, что командир роялистов проявлял щедрость за счет денег Директории, доставленных на запад страны Морганом и его несчастными сообщниками, которые поплатились за это головой.
На следующий день Ролан прибыл в Ванн, в Нанте сел в почтовую карету и еще через три дня уже был в Париже. Бонапарт, узнав о его возвращении, приказал Ролану явиться к нему в кабинет.
— Итак, — спросил он, едва завидев Ролана, — что он такое, этот Кадудаль? И стоило ли тебе ездить к нему?
— Генерал, — отвечал Ролан, — если Кадудаль решится перейти на нашу сторону за миллион, дайте ему два и не уступайте его за четыре.
Но такой ответ, хоть и весьма образный, Бонапарта не удовлетворил. Ролану пришлось во всех подробностях описать встречу с Кадудалем в деревне Музийак, ночной переход под необычной охраной шуанов и, наконец, само сражение, в котором генерал Харти, проявивший чудеса храбрости, потерпел поражение.
Бонапарт страстно желал, чтобы такие люди были у него на службе. Он часто заводил с Роланом разговор о Кадудале и с нетерпением ожидал, когда же разгром на полях сражения заставит этого борца покинуть стан роялистов. Но тут подоспело время перехода через Альпы, и он забыл или сделал вид, что забыл о внутренней войне ради войны внешней.
47 
