Лёгкий, ненавязчивый романчик 
92 
Прошло время. Сколько времени – Мэйсон не знала. Kaретa плавно остановилась.
– Добрый вечер, господа, – сказал Ричард.
– Вылезай, – ответил мужской голос. – Мы должны обыскать карету.
– Заставляют работать в такую погоду? – сухо заметил Ричард. – Какое свинство.
– Отойди в сторону и помолчи.
Через мгновение Мэйсон услышала стук как от глухого удара, затем шум драки и тревожные крики. Затем ружейные залпы.
«Господи, сохрани его!»
Кто-то снова прыгнул на козлы, щелкнула плеть, и лошади пустились в галоп. Теперь Мэйсон уже бросало из стороны в сторону, и было очень больно. Спустя какое-то время она почувствовала липкое тепло и поняла, что из раны вновь пошла кровь.
После нескольких минут бешеной гонки по ночным улицам карета резко остановилась. Мэйсон почувствовала, что чьи-то сильные руки подняли ее, это был Ричард.
– Ты снова в крови. Я должен пережать рану рукой, поэтому остаток пути мне придется тебя нести. Теперь уже недалеко. Не засыпай, держись за меня.
Ричард прижал Мэйсон к себе и побежал. Вскоре дыхание его стало сбивчивым. Мэйсон почувствовала, что вновь проваливается в темноту.
И, словно догадавшись, что она теряет сознание, Ричард снова заговорил с ней:
– Я не знаю, почему так с тобой обращался. Я никогда себя не понимал, как не понимал, почему делаю то, что делаю. Но одно я знаю. Я люблю тебя, Мэйсон. Я никогда никого не любил. Я не могу тебя потерять. Не могу! Держись, любовь моя. Держись…
Наконец Ричард остановился, опустился на колени, продолжая держать Мэйсон на руках. Он дышал так тяжело, словно легкие его вот-вот разорвутся.
– Мы сделали это, – выдохнул он.
– Где мы?..
– В Бельвиле.
Ричард дождался, пока его дыхание вернется в норму, затем снова поднялся, держа Мэйсон на руках. Стук в дверь. Голоса. Мягкая кровать. Привкус коньяка на губах. Осторожно, бережно снимают одежду. Моют губкой. Меняют бинты. И снова мрак.
Мэйсон чувствовала, что кто-то сидит рядом с ней на кровати. Прикосновение губ к щеке. Ричард. Затем он лег рядом и нежно обнял ее.
И вновь Мэйсон накрыла чернота. Но каждый раз, просыпаясь ночью, она чувствовала присутствие Ричарда, теплоту его объятий.
Глава 26
Темнота. Уютный, укромный кокон. Затем где-то вдали неровный свет. Голоса.
– Не могу смотреть, как она мучается. – Это голос Ричарда.
И затем другой голос, голос человека постарше, голос француза:
– У нее очень высокая температура. Боюсь, рана инфицирована. Я оставлю микстуру. Она должна принимать по столовой ложке каждые три часа.
Мэйсон открыли рот. Горькая жидкость течет по горлу.
– Она будет спать спокойнее.
И снова Мэйсон провалилась в темноту. И тогда она увидела себя со стороны, словно была в театре и смотрела спектакль. Летний день в Массачусетсе. Небо синее-синее. Беззаботная девочка бегает в лесу босиком. Возвращается домой по мосту с навесом – в белый дом с остроконечной крышей и зелеными ставнями. Бежит наверх, к матери, в студию. Мама сидит у окна и рисует. Обхватив руками коленки, Мэйсон, беззаботная и обласканная теплом материнской любви, завороженно смотрит на то, как мать выдавливает из тюбика краски на палитру, смешивает с другими цветами, чтобы получить нужный оттенок. Как любовно кладет мазки на холст. Тихим голосом объясняет ребенку, что она делает.
– Почему ты все время рисуешь, мама?
– Пытаюсь принести немного красоты в этот жестокий мир.
Внезапно Мэйсон почувствовала, словно ее вырвали из этого уютного мирка, и тело свела боль. Сверху полился свет, послышались голоса. Но на этот раз другой мужской голос, смутно знакомый. Гангстер Даргело?
– Я должен вас обоих отсюда вывезти. Шпики обыскивают каждый дом в Бельвиле. Надо найти для вас более безопасное убежище.
И снова голос Ричарда:
– Я не уверен, что Мэйсон это выдержит. Боюсь, мы ее потеряем.
– Оставаться здесь опасно. Есть еще одно место, в двух кварталах отсюда. Там на чердаке – потайная комната. Там вас никогда не найдут.
Тишина. Затем снова голос Ричарда у самого уха:
– Нам надо тебя взять и перенести в другое место. Тебе может быть больно, но это ненадолго, обещаю. А уж потом я прослежу за тем, чтобы никто и ничто не причинили тебе боль. Держись, любовь моя. Продержись еще немного ради меня.
Мэйсон почувствовала, как ее подняли. Снова резкая боль. Мэйсон услышала собственный крик. Но боль быстро исчезла, и она почувствовала, что соскальзывает в небытие, где боли не существует.
92 
