Последние отзывы

  94  

– Хотелось бы мне сделать так, чтобы они больше никогда к тебе не приходили, – пробормотала Мэйсон.

Прошло несколько дней. По мере того как Мэйсон обретала способность больше есть, силы начали к ней возвращаться. Она все еще была слаба, но голова была ясной, как никогда. Ричард продолжал кормить ее с ложечки и после того, как Мэйсон смогла есть сама. Казалось, забота о ней доставляла ему удовольствие. Он нашел томик Бальзака и ночью читал ей, лежа рядом, убаюкивая Мэйсон своим голосом. Это время она любила больше всего. Никто не читал для Мэйсон вслух с тех пор, как много лет назад умерла ее мать.

Несколько раз Даргело подходил к двери расстроенный, вне себя от горя, но Ричард спускался с ним вниз и разговаривал внизу. Он не хотел, чтобы новости из внешнего мира мешали выздоровлению Мэйсон. Всякий раз, когда она задавала вопросы про Лизетту, Ричард уходил от ответа.

– Потом у нас еще будет много времени обо всем поговорить.

Наконец Мэйсон смогла встать с кровати и осторожно прошлась по комнате. Когда этот рубикон был перейден, она решила, что пришло время рассказать Ричарду о том, чему научило ее пограничное состояние. Что узнала она о себе, когда находилась между двумя мирами.

– Мне нужно поговорить с тобой, – сказала Мэйсон.

Ричард посмотрел на нее, словно оценивая, насколько она окрепла.

– Ты уверена, что набралась достаточно сил?

– Мне надо выговориться. Тогда я буду чувствовать себя намного лучше.

– Хорошо.

– Видишь ли, не тебя одного преследует проклятие. У меня тоже есть скелет в шкафу. Я думаю, что, наконец, готова тебе рассказать о нем. Уезжая из дома, я думала, что навеки прощаюсь с этой тайной. Я думала, что сожгла все мосты. Никто об этом не знает. Никто – даже Лизетта. Так бывает, теперь я это знаю: думаешь, что можешь забыть, свести счеты с прошлым. Делаешь для этого все. Но человек только считает себя всесильным, на самом деле он слаб. И прошлое настигает его, преследует. Оно будет возвращаться до тех пор, пока ты не найдешь в себе силы повернуться к нему лицом и взглянуть в глаза кошмару. Иными словами, я хочу рассказать тебе о том, что сделало меня художницей.

Ричард взял стул, поставил его перед кроватью и уселся на него.

– Я готов выслушать твою историю.

Мэйсон нервно сглотнула.

– Говорят, что в жизни каждого художника есть какая-то рана, душевный надлом. Эта рана, эта сосущая пустота и рождает ненасытную жажду творить, ибо этот зияющий свищ может излечить, пусть на время, лишь акт творчества. Если ты спросишь у художника, что это за рана, когда она появилась, то, скорее всего, он не ответит тебе на вопрос. Тот надлом, как правило, происходит с человеком в детстве, когда душа его еще нежна и восприимчива и не успела обрасти панцирем. Этот надлом может быть вызван чем угодно – случайный эпизод, который ребенок вскоре забывает, но шрам остается. Бывает и так, что человек точно знает, что с ним случилось и когда, потому что произошедшее слишком серьезно и глобально, чтобы быть забытым. Раньше мне не хотелось думать об этом, искать переломный момент, потому что поиски и воспоминания были сопряжены с болью. Но когда я лежала тут, и меня мотало между тем миром и этим, я увидела все воочию и поняла, что это за семя, из которого выросла вся моя жизнь.

Мэйсон взглянула на Ричарда и увидела, что он слушает ее с напряженным вниманием.

– Твоя мать?

– Это случилось, когда мне было лет тринадцать. Отец уехал по делам. Когда я вернулась домой из школы, то увидела большую дорожную сумку. Уже собранную. Мама была в мрачном настроении, в котором часто пребывала после того, как отец на нее накричит. А он постоянно пенял ей на то, что она все время посвящает живописи, вместо того чтобы заниматься мной, им и домом. И вот мама сообщила мне, что мы отправляемся в поездку. Когда я спросила маму, куда мы едем, она сказала, что хотела бы показать мне нечто важное. Нечто такое, что мой отец мне никогда не покажет, но что я обязательно должна увидеть своими глазами. И вот мы сели на поезд и отправились в Пенсильванию. Туда, где за год до моего рождения произошло сражение, получившее название Геттисбергское сражение. Ты знаешь, о чем я говорю?

– О битве времен Гражданской войны. Переломный момент.

– Все было так странно. Насколько я знаю, моя мать тоже никогда раньше там не бывала. Но она успела изучить все аспекты кампании и знала каждый дюйм поля битвы. Она устроила мне экскурсию по этому полю, так живо описывая то, что там происходило, что я воочию видела летящие ядра, чувствовала запах горелой плоти, слышала крики умирающих воинов.

  94