XI

В воскресенье 21 июня в Париже лило как из ведра. Дождь начался еще утром. Жан-Батист Адамберг занял наблюдательный пост у окна спальни в своей квартире в обветшалом квартале Марэ, на шестом этаже старого дома, стены которого угрожающе нависали над тротуаром. Адамберг смотрел, как вода, бурля, падает в водостоки и смывает мусор. Одни предметы упорно цеплялись за мостовую, не желая подчиняться потоку, а другие уступали сразу, без сопротивления. Да, жизнь — несправедливая штука, даже в неизведанном мире мусора. Одни могут держать удар, другие — нет.

Сам он умудрялся держать удар уже недель пять, не меньше. Его не грозил смыть поток, зато кое-кто жаждал его крови. Три девушки, в особенности одна из них, лет двадцати пяти, высокая, рыжая, невероятно худая, почти всегда под кайфом. Две другие, совсем молоденькие, лет по девятнадцать — двадцать, следовали за ней, словно тени, и повиновались ей, как рабыни, — тощие, решительные и удивительно жалкие. Из всех троих реальную опасность представляла только рыжая. Не далее как десять дней назад она выстрелила в него прямо посреди улицы, пуля пролетела в двух сантиметрах от его левого плеча. Не сегодня завтра она все-таки всадит ему пулю в живот. Это стало ее навязчивой идеей, о чем она неоднократно сообщала Адамбергу по телефону, и голос ее не предвещал ничего хорошего. Да, она хотела всадить ему пулю в живот, такую же маленькую, аккуратную пулю, какую он сам полтора месяца назад всадил в живот некоему Дику Д., чье настоящее имя было просто Жером Лантен.

Этот упитанный коротышка, выбравший себе столь импозантное имя, собрал вокруг себя небольшую группу мальчишек и девчонок; отравленные наркотиками и едва держащиеся на ногах подростки служили ему чем-то вроде телохранителей, а он требовал от них беспрекословного подчинения. Этот мерзкий тип, торговавший дурью, внушал им трепет, поскольку обычно прибегал к крайним мерам и мог любого стереть в порошок. У Жерома Лантена хватало ума на то, чтобы вести дела, но не хватало ума понять, что, кроме него, существуют и другие люди. Он носил тяжелые браслеты, украшенные шипами, и узкие кожаные штаны, плотно облегавшие его жирные ляжки. «Д.» в его имени могло означать «Диктатор» или «Демон» — вряд ли что-нибудь более скромное. По странному и, прямо скажем, крайне неудачному стечению обстоятельств рыжая девушка телом и душой отдалась этому мерзкому типу: он стал для нее поставщиком наркотиков, любовником, идолом, палачом и защитником. Именно этого человека комиссар Адамберг и пристрелил в подвале в два часа ночи.

Когда полицейские высадили дверь и ворвались в помещение, кровавая разборка между бандами Дика Д. и некоего Оберкампфа была в полном разгаре. Оба главаря, отнюдь не новички, вооружили своих парней до зубов. Дик направил пистолет на одного из полицейских, и Адамберг моментально повернулся к наркодилеру, целясь ему в ногу. В этот миг какой-то кретин швырнул в комиссара чугунный барный столик, Адамберг отлетел на три метра, его оружие выстрелило, и пуля угодила Дику Д. прямо в живот.

И вот финал: один убитый, четверо раненых, из них двое полицейских.

С того дня жизнь Адамберга осложнилась: у него на совести был покойник, и его по пятам преследовала рыжая девушка. Впервые за двадцать пять лет службы в полиции комиссар убил человека. Ему приходилось несколько раз прострелить кому-то руку или ногу, чтобы его самого не прикончили, но убивать ему еще не доводилось. Конечно, это был несчастный случай. Конечно, всему виной чугунный столик, которым попытался сбить его с ног какой-то кретин. Конечно, негодяй Дик Д. — Дик Дерьмо, Дик Дубина, Дик Долбанутый — не задумываясь перестрелял бы их всех, как крыс. Конечно, это был всего лишь несчастный случай, но со смертельным исходом.

  25