89 
На кухне, на столе, стоял бабушкин чайник, а подле него — две кружки и большая банка с медом. Он сел, Паола налила ему ароматного чаю.
— Липовый подойдет? — спросила она, открывая мед и накладывая его мужу в питье. Он кивнул, и она подвинула к нему кружку, оставив в ней ложечку. Он стал помешивать, с удовольствием вдыхая запах.
И вдруг без каких-либо предисловий сказал:
— Он послал человека убить Митри, а киллер, после того как все было кончено, позвонил ему из дома покойного.
Паола промолчала: она повторяла ритуал с медом со своей кружкой, но на сей раз положила его меньше. Пока она размешивала, Брунетти рассказывал:
— Жена Митри записывала на пленку его телефонные разговоры с другими женщинами. — Он подул на свой чай, сделал глоток и поставил кружку. — И тот звонок магнитофон тоже зафиксировал. От убийцы — Буонавентуре. Последний пообещал выплатить остаток денег на следующий день.
Паола продолжала шевелить ложечкой, словно забыла, что собиралась выпить чай. Поняв, что Брунетти больше нечего добавить, она спросила:
— Этого достаточно, чтобы осудить его?
Брунетти кивнул:
— Надеюсь. Думаю, да. Вероятно, в лаборатории установят, кому принадлежат голоса. У них там есть всякие хитрые устройства.
— А смысл разговора?
— В значении их беседы сомневаться не приходится.
— Надеюсь, — произнесла она, продолжая помешивать напиток.
Брунетти ждал, кто первый поднимет злополучную тему. Он взглянул на ее лицо, окруженное светлыми волосами, и, тронутый этой картиной, сказал:
— Так что ты к этому не имела никакого отношения.
Она молчала.
— Совершенно никакого, — повторил он.
Она пожала плечами, по-прежнему не проронив ни слова.
Он потянулся через стол, забрал у нее ложечку и положил на салфетку. Взял ее руку в свою. Она все молчала, и он еще раз повторил:
— Паола, ты не имела к случившемуся никакого отношения. Он все равно убил бы его.
— Да, но я облегчила ему задачу.
— Ты имеешь в виду записку?
— Да.
— Он обставил бы все как-нибудь иначе, осуществил бы свое намерение другим способом.
— Но он осуществил его именно так. — Голос ее был тверд. — Если б я не предоставила ему такой возможности, не исключено, что Митри остался бы жив.
— Ты этого не знаешь.
— Нет, и никогда не узнаю. Именно это мне и невыносимо — что я никогда не узнаю. Поэтому я всегда буду чувствовать себя виноватой.
Он поколебался, однако все же нашел в себе смелость спросить:
— Ты и сейчас поступила бы так же?
Она не отвечала, и он уточнил, потому что очень хотел услышать правду:
— Ты и сейчас бросила бы камень?
Она долго размышляла над его словами, ее ладонь неподвижно лежала в его руке. Наконец она произнесла:
— Если б знала только то, что знала в тот момент, да. Я и сейчас бы это сделала. — И, повернув ладонь вверх, пожала его руку, словно просила ответить. Он опустил глаза. — Ну? — поторопила она.
Голос его был ровным и спокойным:
— Тебе нужно мое одобрение?
Она покачала головой.
— Я не могу, ты же знаешь, — сказал он с грустью. — Зато я могу заверить тебя в том, что ты не виновата в случившемся с Митри.
Она воскликнула:
— Ах, Гвидо, тебе ведь так хочется уничтожить в этом мире все горе, да?
Он взял кружку свободной рукой и отхлебнул из нее со словами:
— Я не в силах этого сделать.
— Но ты ведь хочешь?
Он надолго задумался и наконец ответил, словно признаваясь в собственной слабости:
— Да.
Она улыбнулась и снова сжала его руку:
— Думаю, достаточно и желания.
89 
