Особенно,... 
57 
* * *
Суть угрозы сводилась к следующему: от одного человека требуется выполнение некоего задания; если задание выполняется, угроза снимается. Если задание не будет выполнено, тот, кто пригрозил, решает по собственному усмотрению, применять или не применять наказание, понимая, однако, что если к наказанию не прибегнуть, то скоро никто не будет верить в его угрозы. Я это знаю; я изучил это вдоль и поперек и не в последнюю очередь как родитель. Мужья и жены тоже угрожают друг другу, хотя, как правило, не так явно. Достаточно бывает движения бровью. Ворчливого ответа. Лайза, например, громко вздыхает и смотрит на меня в упор. Я давным-давно понял, что к ее угрозам, хотя они и очень редки, следует относиться с уважением: как-никак эта женщина регулярно вонзает скальпель в человеческую плоть. Я воспринимаю ее угрозы с такой же серьезностью, с какой относился к угрозам своего школьного тренера по футболу, настоящего садиста, который, как правило, обещал, что «не даст нам выпить ни глотка» – страшное наказание в августовскую жару, если мы не «дадим жару» на тренировке. Он выработал стройную систему нарастающих угроз, в числе которых было намерение треснуть так, что искры из глаз посыпятся, или покуситься на мужское достоинство семнадцатилетних мальчишек. Во время соревнований на первенство ассоциации спортивных команд Шамплейн-Валли, разыгрывавшегося в Платтсбурге в штате Нью-Йорк 2 декабря 1977 года, когда на трибунах сидели все, кого я знал и любил, мой тренер угрожал мне, что «заставит меня складывать полотенца на скамье для запасных игроков», если я не врежу ловкому принимающему игроку команды противника, чернокожему парню по имени «Доктор права» Пернелл Снайдер, который неуклонно двигался по пути освоения свода законов США, пробегая дистанцию в сто ярдов за 9,4 секунды – ровно на одну секунду быстрее меня. Резвость «Доктора права», высоко поднимавшего ноги во время бега, ужасала моего тренера. «Ты любишь полотенца, Рен? – выкрикивал мой тренер. – Тебе нравятся мяконькие маленькие белые полотенца, которые можно складывать?» Разгорячившийся от игры «Доктор права» все увеличивал темп и, чувствуя, что я его боюсь, принялся отпускать в мой адрес всякие шуточки своим низким голосом: «Берегись, малыш, ты мне еще попадешься, сынок». Лишь неумелость ведущего игрока противников до сих пор спасала меня. Если бы «Доктор права» действительно поймал мяч, он был бы недосягаем, и никакие крылья, никакие молитвы – ничто не помогло бы мне догнать его. В конце концов, в четвертой пятнадцатиминутке, когда наша команда цеплялась за преимущество в три очка, мяч передали точно «Доктору права», и, глядя, как он летит по спирали в голубом небе, увидев вытянутые руки «Доктора права» с черными шевелящимися пальцами, я понял, что мне остается либо ударить его точно под коленками, либо устроить ему какую-нибудь настоящую травму. Я попер на таран всеми своими ста семьюдесятью восемью фунтами. «Доктор права» уронил мяч и крякнул, получив нокаутирующий удар, а я вывихнул плечо, которое так и не вылечил до конца. Оба мы остались неподвижно валяться на холодном поле. Меня оштрафовали, но игру мы все-таки выиграли. В ту ночь, обожравшись болеутоляющими таблетками, я трахался со своей подружкой на переднем сиденье отцовского пикапа. Ее звали Анни Фрей, и она была очень симпатичной девчонкой. Помню, я всегда умолял ее пользоваться ремнем безопасности, потому что, как мне казалось, она ездила слишком быстро. Но она не видела опасности в собственном лихачестве и четырьмя месяцами позже умерла от потери крови, когда ее машина перевернулась на темном участке дороги, по которой я с тех пор никогда не ездил.
Да, что такое опасность и угроза, я понимал, я не мог понять другого: почему я вот уже четыре или пять дней трачу время попусту, выслушав угрозы Хоббса? Меня, естественно, взбесило его вмешательство в мои дела… вернее, в мое дело. Но я, несмотря ни на что, преспокойно искал материал для своей колонки. В городе не было недостатка в происшествиях, но ни одно не привлекло моего внимания. Эпизоды со стрельбой и кровопролитием, убийства на сексуальной почве, шайки, занимающиеся «отмыванием денег», – в общем, ничего занимательного. Редактор раздела городских новостей, как обычно, правил статью для первой страницы, пытаясь соблюсти баланс между событиями государственного и местного масштаба. Никого из знаменитостей не хватил на сцене удар, никто не арестован и не прославился как-то иначе, нарушив все правила приличия в общественном месте. Телевизионщики покинули свои сторожевые посты у смертного одра Ричарда Ланкастера, и тут-то он и скончался. И никому ни до чего нет дела. Преступники сквалыжничают. Политики – все на островах. Пожарные всех подряд спасают. Средства из городского бюджета на уборку снега потрачены. Мой редактор раза два бросил на меня взгляд, словно вопрошая: «Ну, есть что-нибудь приличное?» – но он вполне мог бы сказать, что игра складывается не в мою пользу. Я мусолил язвительные отзывы по поводу ухода престарелого клоуна из дурацкого шоу на Кони-Айленд, потому что ребятишкам надоело смотреть, как он вбивает гвозди себе в нос или глотает дымящиеся сигареты. Они предпочитали дурацкие шоу в интернете. Ирония, насмешки, всякие там шуточки. Чего греха таить, я просто убивал время! Теперь-то я вижу, что те драгоценные дни могли существенно изменить дело, но я позволил им скользить мимо меня, словно паралитик, наблюдающий, как в него вкалывают длиннющую иглу и делают инъекцию, способную вызвать у него прилив бурной деятельности. По утрам я забирал газеты, сваленные в кучу у нашей калитки, и просматривал коммерческие разделы с каким-то болезненным любопытством, выискивая сведения, подтверждающие, что Хоббс сверх головы был занят решением проблем, не имеющих ко мне никакого отношения. Как и предполагал его секретарь, Хоббс улетел на запад, и я мог проследить его маршрут из Лос-Анджелеса в Гонконг, где он встречался с китайскими властями, чтобы обсудить вопросы организации вещания его телевизионной сети, а затем в Мельбурн и Нью-Дели. И каждый раз он давал подробную информацию о своих сделках: по какому делу решение было отложено, а какое полностью завершено, или высказывался по поводу общего направления деятельности компании. А газета «Эйшн Уолл-стрит джорнел» даже цитировала его в связи с медлительностью южнокорейских чиновников, никак не дававших ответа на его предложение ценой в девятьсот миллионов долларов: «Я не жду, когда другие примут мою точку зрения, а излагаю суть своего дела и начинаю действовать». Я понимал, что это не обо мне, но тем не менее ощутил некоторое беспокойство. Ведь мимоходом брошенные слова характеризуют человека не менее, чем внушительные жесты.
57 
