— Я от души надеюсь, что к свадьбе он протрезвел, — холодно проговорила Николь.
— Он утверждает, что делает это для ребенка. Черт бы его побрал! Не могу понять, неужели его не тошнит, когда он ложится в постель с этой коровой.
Николь вспыхнула и отвернулась. Уэс поймал ее за руку.
— Ради Бога, прости меня. Я не хотел причинить тебе боль.
— Это не может причинить мне боль. Мистер Армстронг ничего для меня не значит.
Уэсли долго глядел вслед удалявшейся Николь и думал, что готов собственными руками задушить Клея за то, что тот сделал с этой прекрасной женщиной.
В Эрандел Холле царило запустение. Уже несколько месяцев в доме не убирали. Бианка спокойно сидела в столовой и неторопливо поедала мороженое и сахарное печенье. Ее огромный живот выпирал так, что казалось, она в любую минуту готова произвести ребенка на свет.
Клей вошел в дом и остановился в дверях столовой, наблюдая за Бианкой. Его одежда была перепачкана землей, рубашка порвана. Под глазами залегли глубокие тени, а волосы склеились от пота.
— Какое приятное зрелище. Ради этого стоит и домой прийти, — громко заговорил он. — Моя милая женушка скоро станет матерью моего ребенка.
Бианка не обратила на его слова ни малейшего внимания и как ни в чем не бывало продолжала лакомиться холодным жирным мороженым.
— Кушаешь за двоих, дорогая? — продолжал Клей, но Бианка снова не удостоила его ответом, и он поднялся наверх. Повсюду валялась грязная одежда. Он открыл дверцу гардероба и обнаружил, что там пусто. Он с тоской вспомнил, что еще совсем недавно здесь всегда лежала аккуратная стопка чистых и тщательно отутюженных рубашек.
Выругавшись, он захлопнул дверцу, вышел на улицу и быстро зашагал к реке. Теперь он почти не бывал дома; а если и бывал, то проводил время в кабинете, сидя в кресле и вливая в себя спиртное до тех пор, пока, как ему казалось, не был готов погрузиться в мертвый сон. Но спал он плохо и мало.
У реки он сбросил с себя одежду и погрузился в холодную воду. Он долго плавал, и после купания заснул прямо на берегу в густой траве.
Когда Клей проснулся, была ночь, и он не сразу понял, куда его занесло. Полусонный, нетвердой походкой, то и дело спотыкаясь, он медленно побрел к дому.
Едва переступив за порог, он услышал громкий стон. Он стряхнул с себя остатки сна, бросился к лестнице и увидел Бианку. Она лежала на боку, обхватив живот обеими руками.
Клей опустился на колени.
— Что с тобой? Ты упала?
Она с трудом перевела на него взгляд.
— Помоги мне… — выдохнула она, — ребенок…
Клей не стал ее трогать, а со всех ног пустился на поиски повитухи. Через несколько минут он вернулся с пожилой женщиной. Бианка лежала в той же позе, но уже не стонала. Женщина с озабоченным лицом склонилась над Бианкой. Клей светил ей. Повитуха пробежала руками по неподвижной фигуре, потом поднесла руку к свету. Она была вся в крови.
— Ее надо поднять наверх.
Клей отдал ей фонарь и поднял Бианку. Жилы на его шее напряглись, а лицо налилось кровью от веса грузного тела. Тяжело ступая по лестнице, он отнес Бианку в спальню и осторожно положил на кровать.
— Приведите Мэгги, — попросила повитуха. — На этот раз мне не обойтись без помощи.
Потом добрый час Клей сидел в библиотеке, то и дело наполняя рюмку и прислушиваясь к невнятному бормотанию наверху.
Вдруг дверь тихо открылась, и на пороге появилась Мэгги.
— Она потеряла ребенка, — еле слышно сказала она. Клей взглянул на нее в немом изумлении, потом губы его искривились в странной усмешке.
— Потеряла ребенка? Она потеряла ребенка?
— Клей, — нерешительно произнесла Мэгги, избегая его взгляда, — пожалуйста, не надо больше пить. Он плеснул в рюмку кукурузного виски.
— Почему ты меня не утешаешь? Почему не скажешь мне, что будут другие дети?
— Их не будет, — сказала повитуха, появляясь в дверях. — Она очень тяжелая женщина, и поэтому упала так сильно, что у нее все внутри повредилось. Особенно женские органы. Боюсь, она не выживет.
Клей опрокинул рюмку и снова наполнил ее.
— Выживет. Никаких сомнений. Такие люди легко не умирают.
— Ты принимаешь это слишком близко к сердцу, — сказала Мэгги. Она подошла и положила руку ему на плечо. — Прошу тебя, перестань пить. Ты не сможешь работать, если не бросишь.
— Работать? — Он криво усмехнулся. — А зачем мне работать? Для кого? Для любимой жены? Для сына, которого у меня никогда не будет? — Он глотнул виски и разразился хохотом. В этом смехе звучало нечто отвратительное.