Клэй снова окликнул ее, развеяв наконец мягкий, вкрадчивый голос отчима. Она вытерла рукавом выступивший на верхней губе пот и повернулась к брату:
— Что?
— Откуда начнем?
— Отсюда. — Грейс попыталась открыть картотечный ящик, но рука вдруг отяжелела, пальцы не слушались — словно кто-то вколол ей дозу транквилизатора.
Справившись в конце концов с кнопкой, которая держала защелку, она открыла дверцу и заглянула в верхний ящик. Как и ожидалось, он был не заперт. Мать и брат выбросили ключ в ту самую ночь, когда закопали Баркера, сразу после того, как уничтожили фотографии.
Грейс знала — нашли и уничтожили не все, где-то есть еще. Преподобный фотографировал много — чтобы разглядывать потом. Но не исключено, что остальные он, испугавшись, уничтожил сам. По крайней мере, полиция, обыскав его вещи, так и не обнаружила никаких других снимков. Тем не менее кое-что они забрали — как «вещественные доказательства»: резкую записку, в которой Айрин угрожала уйти, если он не станет относиться к ней лучше; рисунок Грейс, изображавший повешенного, имевшего подозрительное сходство с Баркером; выписки с банковского счета, согласно которым за Айрин числилось несколько возвращенных чеков, тогда как преподобный располагал немалыми средствами; страховой полис Баркера на сумму в десять тысяч долларов, бенефициарием по которому определялась Айрин, которая так ни разу и не попыталась получить эти деньги. Все эти вещи, за исключением полиса и банковских выписок, Айрин и Клэй просто пропустили в спешке — нужно было избавиться от тела, убрать кровь и отвести и сбросить в карьер машину Баркера.
Собранных полицией улик хватило, чтобы вызвать подозрения, но, к счастью, оказалось недостаточно, чтобы завести дело.
Сейчас в маленькой деревянной шкатулке лежали только серебряные доллары, которые собирал преподобный, заколка для галстука в форме креста и полученная им в молодости грамота за примерное вождение. Перебирая дрожащими пальцами содержимое, Грейс подумала, что если не брать в расчет Мэдлин, то все земное существование Ли Баркера свелось к двадцати долларам серебряными монетами, нескольким дешевым безделушкам да той ненависти, что осталась в сердцах людей, знавших его по-настоящему.
— Притворщик! — крикнула она и швырнула шкатулку в стену. Та покатилась по полу с уже отбитым уголком.
Клэй вскинул голову, удивленный внезапной вспышкой эмоций, но останавливать сестру не стал. А Грейс уже рвала в клочья файлы, переворачивала содержавшийся всегда в образцовом порядке письменный стол, била сорванную со стены картину, топтала компактный кондиционер, в те давние дни неизменно тарахтевший и жужжавший, пока она с прижатыми руками лежала на полу, и выбрасывала в окно радиоприемник.
Задев раму, приемник с писком, как раненый цыпленок, упал у стены, а Грейс, выплеснув боевой пыл, остановилась посредине комнаты.
— Ну, хватит? — спросил негромко Клэй, не спуская с нее внимательных глаз.
Она посмотрела на исцарапанные ладони.
— Он обычно включал биг-бенд, чтобы никаких других звуков не было слышно. Такой вот был осторожный. Так старался сохранить видимость пристойности.
— Он свое получил, сестренка.
— Нет, не получил, — прошептала она. — Разве что, как ты сказал, угодил в ад.
Клэй снова обнял ее за плечи:
— Держись. Не дай ему испортить тебе жизнь. Прошу тебя.
Она и сама хотела того же. А получится или нет — там будет видно.
Грейс кивнула и, выпрямившись, перевела дыхание. Скоро она вернется в сад и будет работать, полоть сорняки. Пока боль не утихнет.
Но потом оглядела комнату, поставив себя на место Мэдлин, и поняла, что натворила.
— И как мы объясним, что здесь случилось? Клэй бережно усадил ее в кресло.
— Скажем, что сюда кто-то проник и устроил погром. Кто-то, кто что-то искал.
— Думаешь, Мэдлин поверит? — спросила Грейс. Он вытер сочившуюся из царапины на ее руке кровь.
— Учитывая, как в городе относятся к нам? Поверит. Не сомневаюсь.
Грейс уронила голову и закрыла руками лицо.
— Бедняжка Мэдди. Он ведь был ее отцом. О чем я только думала? Может быть, если бы не я, Баркер был бы другим человеком.
— Не могу с тобой согласиться. Так что ты об этом не думай.
Легко сказать. Преподобный постоянно твердил ей об этом, раз за разом вбивая в голову одну и ту же мысль: это она во всем виновата. Сейчас, в тридцать с лишним лет, разум отказывался ему верить. Но вот сердце… Его так легко не убедить.