– Бог в помощь, Илья Ильич! – приветствовал «местного летописца» Рязанов.
– Здравствуйте, здравствуйте, Иван Иванович! – сказал Армалинский. – А я, представьте, огородничаю. Землица здесь неважная, да и мои таланты по сей части невелики, однако кое-какие томаты вырастил! А также морковь, зелень к столу, кабачки… Пробовали ли вы оладьи из кабачков?
– Не довелось.
– О! Знал бы, сделал бы вам сюрприз, ну да ништо, тотчас велю Секлетее поджарить. И не противьтесь, Иван Иваныч, я и сам проголодался, а вы человек молодой, энергия у вас куда скорее расходуется, стало быть, и кушать вам нужно чаще. Секлетея!
Из дому выглянула старуха и перекрестилась, глянув на арапа.
– Секлетея, сделай нам с Иваном Ивановичем оладушек, будь так добра, – распорядился Армалинский. – И собери на стол, да самовар поставь.
Старуха исчезла, успев перед тем еще раз меленько перекреститься.
– В прошлом году, представляете, вырастил даже баклажаны! – сказал с гордостью Армалинский и неожиданно перешел на французский: – On prepare beaucoup de plats delicieux a base d'aubergine[11]. К сожалению, сей эксперимент удался лишь один раз, потому предложить отведать не могу. Вянут и сохнут. Может быть, в следующем году, если повезет!
Рязанов вспомнил недавнее предупреждение Миклашевского («коли заговорил по-французски, значит, плохо дело»), но стоявший по колено в каких-то зеленых кустиках Армалинский вовсе не походил на умалишенного. Да он и давеча на веранде тоже по-французски говорил, и тоже выглядел вполне нормальным… Про воздух разве не к месту ввернул, но и то – сам с собою, не для беседы.
– Вы, помнится мне, французским языком владеете? – осведомился Армалинский, точно подслушал мысли Рязанова.
– Разумеется, Илья Ильич.
– Тогда вам легко станет меня понять. Практикуюсь изредка… On ne pourrait trop le repeter[12]. Все же нужно заканчивать с огородом, – сказал Армалинский, глядя на гостя. – Идемте в дом, я только умою руки.
Арап все так же возился с башмаком, не обращая никакого внимания на гостя. Работал он умело, на зависть иному сапожнику.
– Моисей! – позвал Рязанов.
Арап поднял голову, посмотрел на него умными глазами, огромные белки которых были испещрены страшными кровавыми прожилками, и вздохнул.
– Тебя зовут Моисей?
Арап снова вздохнул, показал зачем-то шило и дратву и вернулся к своему занятию.
– Ровным счетом ничего не понимает, господин Рязанов, – с сожалением констатировал незаметно подошедший Армалинский. Рязанов только сейчас увидел, что «рамоли» бос, порты его засучены, а ноги испачканы землею. Так он и в дом пошел, с грязными босыми ногами, но тщательно, с медицинской старательностью, умыв перед тем руки. – Разве что интонации… Глядит смышлено, собака собакою.
Внутри дома Рязанов обнаружил именно то, что обнаружить ожидал: разбросанные тут и там книги, старую мебель с протершейся обивкой, большое бюро, целых четыре барометра на стене, физические приборы, микроскоп, различные банки и плошки – пустые и заполненные чем-то мутным, что Иван Иванович разглядывать поостерегся. Русская печь, свойственная более крестьянским избам, говорила о не бог весть каком богатстве хозяина, коли он не построил голландки. Споткнувшись о раскрытый том, Рязанов поднял его и повертел в руках – это оказались изданные в Лондоне «Очерки по истории Ренессанса» Патера, из чего вышло заключение, что хозяин дома читает по-английски. Описанные Миклашевским белые мыши «с красным зраком» тоже присутствовали – возились в деревянных клеточках с проволочными прутьями, которые напомнили Ивану Ивановичу поделки еврея со станции.
– Знакомо мне это изделие, – сказал Рязанов, щелкнув ногтем по решетке, отчего обитатели клетки всполошились.
– Ах да, – кивнул Армалинский, очищая место на столе и открывая небольшой поставец. – Это старый Овсей, я ему специально заказывал, чтобы не покупать в городе. Мышеловку вы у него правильно купили, он очень хороший человек, но бедный, притом многосемейный… К тому же философического склада старик, в своем племени весьма уважаемый как большой мудрец. Желаете ли отведать калиновой настойки? Я сам приготовлял.
– Разве рюмочку.
– Вот, извольте.
Армалинский подал дешевую рюмку толстого зеленого стекла, полную до краев. Питье, на вкус Рязанова, было слишком сладким, однако он употребил до дна.
11
Из него делают много вкусных блюд, в том числе баклажанную икру (фр.).
12
Никогда нелишне повторить это (фр.).