Дейв опять заставляет его глотать воду из толчка, приговаривая:
– Донни Гарт, дерьмо. Он платит тебе? Сколько?
Потом опять вытаскивает его голову.
Новичок судорожно вдыхает воздух.
– Я работаю не на Гарта! – говорит он. – Я докладываю ему!
– На кого ты работаешь?
Трой медлит.
Дейв хочет в третий раз сунуть Троя головой в толчок.
И тот сдается.
81
Донни Гарт стоит под душем и смотрит в окно на океан, как вдруг появляется Фрэнки Машина с револьвером в руке.
Гарт поворачивает кран.
Фрэнк подает ему полотенце.
– Помнишь меня?
Гарт кивает.
– Прикройся, – говорит ему Фрэнк.
Гарт заворачивается в полотенце. Фрэнк жестом приказывает ему выйти из душа и сесть. Гарт садится у окна, Фрэнк садится напротив него.
– Я убил двоих для тебя, – говорит Фрэнк.
Гарт опять кивает.
Фрэнк усмехается.
– На мне нет жучка. Это ты крыса, а не я. И, знаешь, меня всегда удивляло, как это ты выходишь сухим из воды. Что бы ни случилось, тебе хоть бы хны, так, Донни?
Гарт не отвечает.
– Ладно, – произносит Фрэнк, – на сей раз тебе несдобровать.
– В чем ты меня обвиняешь? – спрашивает Гарт. Он кажется усохшим старичком, когда сидит на стуле в полотенце, обернутом вокруг бедер, и вода стекает у него по тощим ногам на пушистый ковер.
– Саммер Лоренсен, – говорит Фрэнк.
Он поднимает револьвер и целится в грудь Гарту.
– Я не виноват!
– А кто виноват?
Гарт молчит, как будто соображая, кого он боится сильнее.
– Кто бы это ни был, – говорит Фрэнк, – их тут нет, Донни, и стрелять они не будут, а я есть и буду стрелять. Кстати, я тогда подсматривал в окошко и видел небольшое представление, устроенное Алисой и Саммер. Но мне пришлось уехать, и я не знаю, чем все закончилось. Что я пропустил?
– Сенатор, – выдавливает из себя Гарт, – он не мог… кончить. Что только для него не делали, и Саммер умоляла – так было задумано, – а у него не получалось. Она все сделала, поверь, а он ничего не смог.
– И что?
– Она засмеялась.
– Что?
– Засмеялась, – повторяет Гарт. – Не думаю, что она сделала это нарочно, просто так вышло, понимаешь, а он взбесился. Сошел с катушек.
– И?
– Ты же был там! Сам знаешь!
Ты не отличишь одного охранника от другого, так, Донни? Я ли, Майк ли подчищает за тобой – какая разница? Главное, чтобы убрали твое дерьмо. Чтобы тебе не надо было делать это самому.
Теперь Фрэнку стало ясно, что произошло тогда. Они запихнули тело в машину, и Майк увез Саммер на пустую дорогу, а потом выкинул на обочину. Это ему пришло в голову «задушить» ее и положить в рот камни.
А Везучий сынок стал жить дальше, как ни в чем не бывало.
Это было непредумышленное убийство. Наверное, его посадили бы года на два-три. Или вообще ничего не дали бы.
Однако тогда ему пришлось бы распрощаться с политической карьерой.
Но это ведь не для него. Как можно?
Во всяком случае, не из-за шлюхи.
Человеческих жертв нет.
Все было спокойно, пока Майка не прижали за убийство Гольдштейна и он не начал искать чего-нибудь покруче для торговли. Вот и вспомнил – только ему не хотелось стать мишенью, и он подставил меня.
Спасибо, Майк.
Итак, Везучий сынок начинает подчищать прошлое, поэтому обращается к Донни, а тот обращается к детройтцам, чтобы они поработали вместо него.
Ведь эти парни не любят грязную работу.
У них есть люди вроде меня для ее выполнения.
Что же Везучий сынок предложил Группе?
Проклятье, он же собирается стать президентом – мог предложить все на свете!
– Он использовал тебя как посредника? – спрашивает Фрэнк. – Донни, говори правду.
Гарт кивает.
У него круглые от страха глаза, он весь в поту и дрожит, да еще Фрэнк с отвращением замечает расплывающееся желтое пятно на полотенце.
Фрэнк отводит курок.
Слышит, как Гарт скулит.
Тогда он ставит револьвер на предохранитель и опускает его.
– Послушай, – говорит он Гарту, – они уже пытались убить меня, они убили Алисой Димерс. Они убьют всех, кто хоть что-нибудь знает о том дне, и тебя они тоже убьют. Или ты все еще воображаешь, что тебе удастся спастись?
«А почему бы и нет? – думает Фрэнк. – Прежде тебе всегда это удавалось».
– Будь я на твоем месте, – говорит он, – я бы сбежал.
Однако он знает, что Донни не сбежит. Такие, как Донни Гарт, не верят, что их тоже могут убить, они думают, что если убивают, то исключительно ради них.