Особенно,... 
31 
— Что скажите? — строго спросил Геркулесов.
— Я? — захлопал своими невинными глазенками Паня, да так растерянно, будто смысл разговора до него так и не дошел.
— Вы.
— А что я должен сказать?
— Ты в самом деле ненормальный или это у тебя имидж такой? — возмутилась я. — Неужели не понимаешь, что теперь господин Геркулесов считает первым подозреваемым тебя?
— Да? — еще больше растерялся Паня. А я подивилась тому, как это человек с такой смекалкой смог закончить институт. На мой взгляд, для него даже программа начальной школы должна быть слишком сложной.
— Во сколько ты ушел, Павел? — чеканя каждое слово и делая между ними паузу, проговорил Сулейман.
— В 5.
— Как так?
— Я его отпустил, — чуть слышно протянул Блохин и утер нос о свое плечо.
— Не понял, — вмешался Геркулесов. — Не понял, кто из вас мне голову морочит. А ну все по порядку.
— Понимаете, господин генерал, — затараторил Лева. — Суля меня отпустил, а я не хотел… Я не люблю про политику… Там насилие одно… А тут еще Паша попросился домой, он к девушку спешил… А мне не трудно…
— Во сколько ушел Павел?
— В 17-15, почти сразу после Сули.
— Какой Сули? — в конец ошалев, выдохнул новоявленный генерал.
— Сулеймана Абрамовича. А я позже… Потом…
— В 7?
— Нет же, нет. — Замотал он головой, как молодой бычок. — Раньше. И записи я не оставлял. Я никогда не подключаю сигнализацию, когда задерживаюсь, все равно в нашей комнате воровать нечего… Просто запираю, а ключ с собой…
— Как? — наконец взревел Сулейман. А то я уже испугалась, что это он не реагирует на то известие, что его бесценный труд обозвали «ничем». Но я ошиблась! Возмутило его не это. — Как! Ты не посмотрел новости? Ты и в этот раз отлынил? Но ты же клялся, что исправишься!
— Э-хе, — горько вздохнул Лева.
— Но как же! Мы же с тобой еще на следующий день обсуждали один сюжет, и ты мне рассказывал, как он тебя поразил!
— Я врал, — скорбно сообщил Блохин.
На Швейцера было жалко смотреть. И без того бледный, теперь он казался похожим на чистый лист бумаги, из-за того, что обычно яркие глаза потухли, оказавшись без всегдашнего блеска, не черными, как нам казалось, а светло карими.
— Ты мне больше не друг, — изрек Сулейман и, развернувшись, ушел.
Мы, пораженные, молчали. Наконец, Геркулесов отмер.
— Ну что, на это раз мы можем идти? — спросил он это, обращаясь к Зорину. — Больше адвокатов не будет?
— Мы уступаем грубой силе, — выкрикнул программист-революционер, уходя. — Но не сдаемся!
Когда его внушительная спина скрылась в темноте коридора, рассосались и остальные, в том числе и милиционеры, придерживающие подозреваемого за локти.
— Дурдом, — устало резюмировал Геркулесов. — Не НИИ, а психбольница. — Потом он обратился ко мне. — А вы что стоите?
— Спросить хочу.
— И я даже догадываюсь, о чем. Вас интересует, провели ли мы экспертизу его синего халата и нашли ли на нем следы фекалий?
— Зачем?
— Как зачем? Чтобы установить, он ли подглядывал за вами в женском туалете.
Вы бы слышали, какой издевательский тон был у этого Лестрейда. Вы бы слышали… Мне стало так обидно.
— Вы дурак, — обыденным тоном сказала я. Что я еще могла сказать?
— Я? И это говорит мне работница «Нихлора», где каждый первый сотрудник кандидат в психбольные.
— Я может и психбольная, но вы дурак. А это хуже. Психов лечат, а если человек дурак, он им так и останется.
— А я вам сейчас как вкачу 15 суток за оскорбления стража правопорядка…
— А я вам сейчас как дам в глаз, и тогда вам еще придется мне вкатить за нанесение этому стражу телесных повреждений…
— А я…— тут он осекся. Замолчал. Потом испытывающе на меня посмотрел. — А о чем вы хотели тогда спросить?
— Это был поджег?
— Бесспорно.
— А…
— Больше ничего вам сказать не могу.
Не очень и надо. Я развернулась и, не удостоив его вежливым «до свидания» удалилась. Рабочий день в ту пятницу я закончила в 12-30. Ну ее, эту работу.
Спокойные выходные
Субботнее утро началось, не в пример, предыдущим, прекрасно. Я поздно встала, поела тостов с сыром, умылась, посмотрела свой любимый мультик «Симпсоны», и только после этого распахнула шторы, а уж когда распахнула, ко всем приятностям дня прибавилась еще одна — солнце. Оно так щедро лилось с небес, так по-летнему грело, так весело озаряло улицу.
31 
