В дни, когда Тулон был захвачен англичанами, Горацио Нельсон был капитаном «Агамемнона»; его корабль был послан в Неаполь, чтобы принести весть о захвате нашего главного военного порта королю Фердинанду и королеве Каролине.
При дворе короля его встретил сэр Уильям Гамильтон; проводив его к себе, он оставил его в гостиной и поспешил в покои своей супруги:
— Я привел вам, миледи, маленького человечка, который едва ли может похвастаться своей красотой; но либо я жестоко ошибаюсь, либо в один прекрасный день он станет благодетелем Англии и будет наводить ужас на ее недругов.
— Но как вы это определили? — спросила леди Гамильтон.
— По тем скупым словам, которыми мы обменялись. Он в гостиной, выйдите и примите его, как положено хозяйке дома, моя дорогая, — мне никогда не доводилось принимать у себя английских офицеров, но я не хочу, чтобы этот нашел себе какое-нибудь другое пристанище.
И Нельсон обосновался в английском посольстве, расположенном там, где река пересекает улицу Кьяйя.
Шел 1793 год. Нельсону — тридцать четыре года; по отзыву сэра Уильяма, мал ростом, у него бледное лицо, голубые глаза и орлиный нос, который отличает воинов и из-за которого Цезарь и Конде в профиль напоминали хищных птиц; сильно выдвинутый подбородок выдавал упрямство, граничившее с одержимостью. Что до волос и бороды, бледно-светлые, они были редкими и всегда дурно уложенными.
Нет оснований считать, что в эту первую встречу Эмма Лионна увидела внешность Нельсона иначе, чем ее супруг; но ослепительная красота жены посла сделала свое дело. Нельсон покинул Неаполь с подкреплением, которое приехал просить у Неаполитанского двора, и без ума от леди Гамильтон.
Эта любовь обернулась стыдом для Нельсона.
Что же до Эммы Лионна, то к тому времени она уже изведала все пределы бесстыдства.
Понуждала ли его любовь, честолюбие или жажда славы, что он искал смерти при взятии Кальви, где потерял глаз, и при экспедиции в Тенерифе, в которой лишился руки? Неизвестно; но в обоих случаях он с такой беспечностью играл с жизнью, что невольно думаешь: он не слишком ее ценил.
16 июня 1798 года он во второй раз оказался в Неаполе и во второй раз предстал перед леди Гамильтон.
Положение Нельсона было критическим. Посланный блокировать в Тулоне французский флот и биться с ним, если тот попытается уйти, он упустил этот флот. А они мимоходом захватили Мальту и высадили тридцатитысячную армию в Александрии.
И это было не все: потрепанный бурей, понеся тяжелый урон, без воды и припасов, он не мог преследовать французов и отплыл к Гибралтару, чтобы восстановить силы.
Все было потеряно: только предателем мог казаться тот, кто месяц безуспешно пытался найти в Средиземном море, то есть в большом озере, и настичь флот из тринадцати линейных и восьмидесяти семи транспортных кораблей, но даже не обнаружил его следа. Но он добился того, что неаполитанский двор разрешил ему в Мессине и Сиракузе пополнить запасы провизии и в Калабрии получить лес — на восстановление разбитых мачт и рей. А ведь сицилийский двор был связан с Францией мирным договором, обязывавшим его соблюдать абсолютный нейтралитет, и сейчас они пренебрегали договором и нарушали нейтралитет, соглашаясь на то, о чем просил Нельсон.
Однако Фердинанд и Каролина так ненавидели Францию и их отвращение к французам было столь велико, что они дерзко согласились удовлетворить все просьбы Нельсона. А тот, понимая, что его может спасти только великая победа, покинул Неаполь, больше прежнего безумный, больше прежнего влюбленный, поклявшись добыть эту победу или проститься с жизнью.
Он нашел победу и едва не нашел смерть.
Никогда еще со времен появления пороха и пушек моря не видели сражений, завершившихся столь ужасающей военной катастрофой. Из тринадцати линейных кораблей, составлявших, как уже было сказано, французский флот, только двум удалось уцелеть в море огня и вырваться из рук противника.
Один из кораблей, «Восток», взлетел на воздух, еще один корабль и фрегат потонули, а девять — были захвачены. Нельсон превратился в героя: в течение всего времени, Пока длилось сражение, он был открыт для смерти, но та так и не пожелала забрать его. Но он получил тяжелое увечье: одно из ядер, пущенных с борта «Вильгельма Телля», сбило рею «Венгарду», на котором он находился, и та рухнула прямо ему на голову в тот момент, когда тот ее поднял, желая понять причину ужасного грохота. Кожа над его единственным глазом была содрана, и он, словно бык, не выдержавший собственной тяжести, рухнул на палубу, обливаясь кровью.