Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
168 
— Да, это была благородная женщина, одухотворенная, артистка, поэтесса, она собирала вокруг себя Каталину, Цезаря, Помпея, Цицерона, Лукулла, Терренция Варрона, людей образованных, утонченных, богатых; представляете, как могло выглядеть подобное собрание?
— Да уж, должно быть, куда интереснее, нежели у нашего посла господина Алькье. Мне кажется, ее могила была срыта.
— Да, по приказу Папы Павла III; обнаружив урну с ее пеплом, он велел перенести ее в угол вестибюля дворца Фарнезе: там она должна пребывать и сегодня.
Тем временем экипаж продолжал свой путь; он проехал могилу Цецилии Метеллы и приблизился к развалинам более стертых очертаний, хуже сохранившимся.
Гусарский офицер, поначалу рассеянно слушавший, казалось, по мере того, как тот говорил, все с более пристальным вниманием вслушивался в объяснения своего попутчика.
— Черт возьми, но есть одна штука, — наконец сказал он, — которую я не понимаю: отчего это рассказанная история бывает увлекательной, а в книге та же история — скучной? Я всю свою жизнь был от развалин так же далеко, как орлиное гнездо от змеи, а теперь готов вернуться к этим плитам, если они будут столь любезны, что расскажут мне свои истории.
— Тем более, что их истории, — прибавил молодой чичероне, — весьма любопытна.
— Продолжайте, я — весь внимание, как султан из «Тысячи и одной ночи», которому прекрасная Шехерезада каждую ночь рассказывала по истории.
— Это вилла братьев Квинтилианов, которые задумывали убийство императора Комода.
— А! Не внук ли это Траяна?
— И сын Марка Аврелия: императоры шли друг за другом, но не имели ничего общего. В возрасте двенадцати лет, найдя свою баню слишком жарко натопленной, он приказал бросить в печь раба-истопника, и хотя баню ему охладили до положенного, он не желал вынимать раба до тех пор, пока тот полностью не сварился. Причудливый характер императора постепенно перерастал в прямую жестокость; в итоге — множество обвинений против него, в том числе и обитателей могил, что мы сегодня проезжаем. Речь просто шла об убийстве Комода, но это совсем непросто — убить человека такого роста и богатырской силы, и вместо того чтобы называть себя Комодом, сыном Марка Аврелия, он приучал всех называть его Гераклом, сыном Юпитера Он проводил свою жизнь на арене цирка, более ловкий и отважный, чем его гладиаторы, с которыми он дрался; у одного парфянина он научился стрелять из лука, а у одного мавра — колоть пикой.
Однажды в цирке, на другой стороне арены от того места, где сидел император, пантера схватила человека и готовилась сожрать его. Комод, носивший свои лук и стрелы всегда с собой, схватил лук и пустил стрелу так метко, что она вонзилась в пантеру и убила ее, не задев человека. В другой раз, видя, что любовь людская охладевает к нему, он велел объявить на весь город, что сразится с десятью львами десятью пиками. Как можно догадаться, здание цирка ломилось от зрителей; он принес к себе в императорскую ложу десять пик с отравленными наконечниками и распорядился выпустить на арену десятерых львов; он метнул все десять пик и убил их всех.
— Ого! — вырвалось у офицера.
— Это не я говорю, — сказал его товарищ, — это Геродиан. Он был при этом и все это видел[109].
— Что ж, — ответил офицер, поднимая свою меховую шапку, которую в те времена носили гусарские офицеры, — это другое дело; здесь мне нечего сказать.
— Между прочим, — продолжил рассказчик, — император был шести футов роста и, как я вам говорил, был очень силен: ударом палки он мог сломать лошади ногу, а ударом кулака — свалить быка.
Увидев однажды человека внушительного телосложения, он подозвал его к себе и одним ударом своего меча разрубил его пополам. Как вы понимаете, против такого человека было опасно и нелегко затевать заговор. Двое братьев Квинтилианов между тем окончательно решились: они зарыли в землю все свои деньги и богатства в золоте и серебре, все драгоценные камни и украшения; подготовили лошадей к бегству, на случай, если им не повезет, и притаились под аркой узкого прохода, который вел из императорского дворца в амфитеатр.
Вначале фортуна, казалось, благоприятствует заговорщикам: появился Комод, который шел почти без сопровождения; братья бросились на него, а их сторонники обступили императора и его людей.
— Получи, — сказал один из братьев, ударив его кинжалом, — вот тебе, Цезарь, послание от сената.
168 
