Последние отзывы

  169  

И здесь в этом тесном проходе под низкими сводами завязалась ожесточенная борьба. Комод был лишь легко ранен: удар кинжала почти не принес ему вреда, тогда как каждый из его ударов стоил жизни одному из противников; наконец ему удалось схватить того из Квинтилианов, который ранил его кинжалом: он вцепился ему в шею своими железными пальцами и придушил его.

Умирая, этот старший из Квинтилианов успел закричать своему младшему брату: «Спасайся, Квадрат, все потеряно».

И тому удалось бежать, он вскочил на лошадь и пустился во весь опор.

Солдаты тотчас же бросились в погоню: для убегавшего речь шла о его жизни и смерти, а для его преследователей — о щедром вознаграждении. Между тем солдаты догнали Квинтилиана; к счастью для последнего, он все предвидел и прибег к последнему средству — странному, но этому следует верить, потому что об этом рассказывает Дион Кассий^[110]. У беглеца был при себе небольшой бурдючок с кровью зайца. Кровь этого животного необычна тем, что при хранении не сгущается и не разлагается; он взял этот пузырек и упал с лошади, словно был ранен. Преследователи увидели его растянувшимся на дороге и потоками извергающим кровь из глотки; тотчас же, посчитав его мертвым, они стащили с него одежду, оставили тело на месте и поспешили сообщить Комоду о том, что его враг убит. За это время Квинтилиан поднялся, вернулся к себе в дом, заново оделся, прихватил с собой сколько мог унести золота и драгоценностей и бежал.

— А Комод, — спросил гусарский офицер, — как он нашел свою смерть? Мне интересно, чем кончил этот мясник, который убил за день десять львов.

— Он был отравлен Марсией, первой из своих любовниц, а затем задушен своим любимым атлетом Нарциссом; империей овладел Пертинакс, но и он через шесть месяцев распрощался с ней, а заодно и с жизнью. Тогда Рим и тот мир, что всегда стоял выше рынка, были куплены Дидием Юлианом; но Рим к тому времени еще не привык, чтобы его продавали.

— Он привык к этому позднее, — вставил офицер.

— Да, но в тот раз он восстал, правда, покупатель забыл заплатить; этим восстанием воспользовался Септимий Север, организовал убийство Дидия Юлиана, взошел на трон, и мир вздохнул.

Поскольку до самого Веллетри станций не предвиделось, а Рим от Веллетри в пяти лье, почтарь попросил разрешения дать и лошадям отдышаться.

Двое путешественников согласились с ним тем более охотно, что подъехали к одному из самых интересных мест в окрестностях Рима.

CII

В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ УЗНАЕТ ИМЯ ОДНОГО ИЗ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ; А ОБ ИМЕНИ ВТОРОГО ДОГАДАЕТСЯ

Они находились там, где когда-то решались судьбы Рима.

Они находились на поле сражения между Горациями и Куриациями. Услышав об этом, молодой гусарский офицер отдал честь, приложив руку к своей меховой шапке.

Затем оба сели в кабриолет.

Перед ними простиралась разделенная надвое дорогой в Альбано длинная горная гряда, левая оконечность которой приходится на Соракту, покрытую снеговой шапкой во времена Горация^[111] и зеленой растительностью в наши дни, а самая высокая вершина которой увенчана Храмом Юпитера Лацийского^[112]. Перед ними на белевшей вершине одного из холмов открылся Альбано, крестник Альба Лонги, даишей свое имя этому узурпатору, поднявшемуся на руинах Помпеи; которая со своими восемьюстами домов и тремя тысячами жителей не могла восполнить потери тех огромных строений, которые убийца мух Домициан даровал городу — убийце людей Помпеям; справа, нависая над Тирренским морем, протянулась гряда холмов, образовавшая собой тот цирк, где бились друг с другом и погибали в свой черед племена фаллисков, эквов, вольсков, сабинов и герников. За ними был Рим, Эгерийская равнина, где Нума принимал своих оракулов, — длинная череда курганов, тянувшихся к Риму и, кажется, готовых слиться с ним сплошной бороздой развалин; наконец, за Римом — огромное море, усеянное голубоватыми островками, как облаками, которые в своем пути в вечности безмятежно встали на якорь в небесной синеве.

Этот цирк сохранил две тысячи пятьсот воспоминаний, и этот цирк был движущей силой всеобщей истории на протяжении веков будь то при Республике или при папах.

Лошади отдышались, и экипаж продолжил путь.

У холма с могилой Горациев от дороги ответвлялась маленькая тропинка вправо, заметная на фоне рыжеватой, цвета львиной шкуры, растительности, покрывающей римскую равнину; эта маленькая и едва заметная тропка, исчезавшая в горных поворотах, благодаря пешеходам, сокращавшим себе путь из Рима в Валлатри, пережила на своем веку многое и многих.

---

110

В Римской истории, LXXIII.

111

Оды, 1,9,2, гора Фалисков, или священная гора Аполлона. Сегодня — гора Санто-Оресто.

112

Согласно традиции воздвигнут Таквинием Гордым на Альбанском холме.

  169