ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>




  93  

Наконец, вместо того, чтобы печалиться из-за того, что Бог отпустил ей слишком мало времени, чтобы провести его с Рене, она возрадовалась тому, что у нее в распоряжении еще целые сутки, за которые она могла ему показать всю мощь своей любви; на исходе этих двадцати четырех часов смерть очищала от всех слишком пылких слов, которые исторгали ее уста. Ее символ веры был краток. «Я люблю Рене», — произнесла она, и это был единственный ее грех. И когда рассвело, священник уже покинул ее комнату: он провел рядом с Жанной не более получаса.

Выйдя из комнаты Жанны, священник подошел к Рене и сказал ему:

— Ступайте к святому созданию, которое вас любит: она готова выслушать от вас слова утешения.

Войдя в комнату Жанны, Рене увидел, как она протянула к нему руки.

— Садитесь рядом со мной, мой любимый, — сказала она, — и для начала знайте, что вы не оставите меня до самой смерти.

— Для начала покажите мне свою ногу, чтобы я мог знать о вашем самочувствии, — ответил Рене.

— К чему это? Ведь мой приговор уже оглашен. Мне осталось жить не более двадцати четырех часов, и я не нуждаюсь ни в его отсрочке, ни в апелляции. Я счастлива.

— Что же вам сказал священник?

— Множество добрых слов, которые меня не убедили. Он внушал мне надежду; он мне говорил, что нас окружают невидимые души, парящие в воздухе, и мы не в состоянии их замечать, потому что они такие прозрачные, как атмосфера, в которой они парят. Это души тех, кто нас любит; они играют вокруг нас и легко нас касаются, и когда мы пробуждаемся, их неразборчивый шепот раздается в наших ушах, и они с нами говорят, когда мы спим; они знают, чего пока мы не знаем, потому что пребывают в таинствах наших судеб. Но эти души, сказал он мне, нас слишком любят и не могут удержаться, чтобы не позволить нам тоже проникать за ними в их мир: они насылают нам определенные откровения или точные предчувствия. Правда, мы верим лишь в то, что видим, затем добавил он, но куча фактов заставляют сомневаться в слабости или неспособности наших чувств к большему. Пока не были изобретены микроскопы, то есть в течение последних шести тысяч лет, половина всех существ, которых мы можем разглядеть при помощи этого прибора, оставалась нам неизвестна; и первый, кто погрузил свой взгляд в жизнь бесконечно малых существ, как и тот, кто первым задумался о бесконечности нашего мира, должны были в результате сойти с ума… И вот, может быть, однажды, продолжал добрый святой отец, однажды придумают такой прибор, который будет в состоянии рассмотреть бесконечно прозрачные существа, подобно тому, как сейчас можно рассматривать в микроскоп бесконечно малые. И тогда можно будет войти в общение, но не посредством слов, а каким-то другим способом, с этими сильфами, существование которых утверждает пока одна поэзия. И, мой милый Рене, эта мысль о том, что душа моя после моей смерти не покинет вас и что я смогу следовать за вами, где бы вы ни находились, раствориться в воздухе, которым вы дышите, или в ветре, который колышет ваши волосы, — эта надежда, какой бы она ни была сумасбродной, подарила мне столько счастья. Ведь Шекспир говорил когда-то: «Есть на земле и небе тьма вещей, что вашей философии не снилось![57]».

Голос Жанны, при последних ее словах, дрожал все сильнее, и она опустила свою голову на плечо Рене.

— Вам больно? — спросил ее молодой человек.

— Нет, нисколько, только я ослабла; нога, которую ужалила змея, охладела, — ею я вступаю в свою могилу; холод поднимется все выше и выше, и когда он достигнет сердца, я покину свою кровать и перемещусь на вечное ложе.

Увидев, что она засыпает, Рене решил не беспокоить ее разговором, чтобы во сне она могла набраться сил для последней борьбы за жизнь. Сон ее был тревожным — она постоянно вздрагивала и что-то неразборчиво бормотала.

Поднялась Элен; дверь в комнату была полуоткрыта, и она, просунув голову, спросила взглядом о состоянии сестры.

Рене показал ей на Жанну, спавшую у него на плече. Она подошла к ним и руками обняла голову Жанны.

— Боже мой, Элен! — спросил ее Рене. — Вы знаете всех в доме. Нет ли кого-нибудь, кто смог бы если не исцелить, то хотя бы облегчить ей страдания?

— Ах, вы думаете, я могла бы пропустить хоть одного, даже самого несведущего? Но все отвечают, что смерть неизбежна, но не будет мучительной. Скажите ей, милый Рене, что я оставила ее наедине с вами не из безразличия, а потому, что не хочу лишать ее последнего утешения.


  93