109 
– Тебе они не очень-то нравятся, – заметил он.
– Это я им не нравлюсь.
Он, услышав это, засмеялся.
– Что? Как ты можешь не нравиться?! – И его недоуменная реакция была абсолютно искренней. Ему казалось, Калли умна, остроумна, весела. Ее общество – лучшее в мире, потому что она всегда знает, когда промолчать, когда говорить, и если говорить, то о чем.
Обнимая ее и думая о ней так, он не мог удержаться от того, чтобы не поцеловать ее шею, ее ухо, но уже через минуту он заставил себя остановиться. Пытаясь вернуться к невинным детским отношениям, он принялся ее щекотать, но когда она в ответ, хихикая, стала вертеться и ерзать у него на коленях, его тело реагировало на это таким желанием, как не реагировало даже на поцелуи.
– Ох, Калласандра! – страдая, прошептал он.
Калли начала ему рассказывать о сестрах Хедли.
– На самом деле, конечно, не то важно, нравлюсь я им или нет. Они ко мне никак не относятся. Я их нисколько не интересую. Ах, Талли, на самом деле с ними ужасно, просто ужасно скучно!
Талис все еще был так поглощен своим желанием и близостью ее тела, что не слушал, что она говорила. Но теперь у Калли в голове начал созревать некий план. Она хотела внушить Талису одну мысль, но, как всегда, знала, что нужно, чтобы он подумал, что идея – его.
– …И виноват в этом ты, – докончила она, и тут он сразу поднял голову и наконец стал ее слушать. Как и любой другой мужчина, он крайне неохотно признавал свои ошибки, только в том случае, когда не оставалось совсем никакого иного выхода.
– Я? Виноват? Но каким образом я-то могу быть виноват в том, что ты им не нравишься? Наверное уж, Калли, это ты сделала что-то не так, что они стали плохо о тебе думать.
– Они говорят, что я обучалась как мужчина.
Талис, услышав это, расхохотался.
– Это ты-то? Как мужчина. Да ты знаешь, как в руки взять меч или шпагу? У тебя же не хватит силенок даже приподнять доспехи, не то что в них влезть.
– Но я была вместе с тобой все эти годы, – настаивала Калли. – От этого получилось так, что мне не о чем говорить с женщинами. Они все болтают о какой-то ерунде: кто как одет, какие о ком идут сплетни при дворе. Я привыкла с тобой рассуждать о политике и философии… Обо всем том, что имеет хоть какое-то значение в жизни.
Говоря все это, Калли отнюдь не была уверена, что он ей хоть немного поверит. Ему может очень быстро прийти в голову, что они ведь в жизни никогда не говорили ни о политике, ни о философии. Если уж они и говорили о чем-нибудь, так именно об одежде или размышляли о том, что происходит при дворе у королевы.
Но если сказать правду, все рухнет. Больше всего на свете она хотела, чтобы он взял ее к себе. Чтобы ей не торчать больше с этими женщинами. Ей всего лишь хотелось быть вместе с ним. Если он поверит, что так лучше для нее, то он весь мир перевернет, но этого добьется, потому что будет верить, что действует во имя высокой цели. А если она скажет ему правду, если она скажет, что всего лишь «ей этого хочется», то, вполне возможно, он решит, что это каприз, что ей нужно учиться «дисциплинировать себя» и для этой цели отправляться обратно к женщинам.
Она прошептала:
– Я ничему больше не учусь, – думая про себя: «Без тебя мне ничему-ничему не хочется учиться».
Некоторое время Талис ничего не говорил, а сидел, хмурясь, размышляя про себя над этой проблемой. Сначала он не знал, что предпринять, потом ему в голову пришел выход. Если он станет ей помогать, то ему не придется признать вслух, что ему без нее не жизнь, что его энергия и воля к жизни угасают с каждым днем, проведенным ими порознь.
– Ты будешь со мной, – сказал он твердо. – Ты будешь учиться вместе со мной. Человек должен всегда учиться. Без этого нельзя.
– Не выйдет, – печально сказала она. – Они не позволят. – Она знала, что лучший способ заставить Талиса что-то сделать – это заявить, что он этого не может. – Ты не знаешь, что это за люди. Женщины – тут, мужчины – там. Так принято. Все по отдельности. Они сходятся, чтобы делать детей, а потом опять расходятся, и ничего больше.
– Что-что? – он поднял брови. – Ты-то что знаешь о том, как делают детей?
Калли промолчала, боясь, что он услышит, как она усмехается в темноте. Им нравилось поддразнивать друг друга.
– Да как сказать? Наверное, я знаю далеко не все Не мог бы ты быть так добр и научить меня всему, что положено об этом знать? – Говоря это, она заерзала у него на коленях.
Но Талис ответил не так, как она надеялась. Почему-то, когда он заговорил, в его голосе был гнев.
109 
