140 
– Значит, вы отдаете его мне? – сказала, смеясь, герцогиня.
– О, охотно, сударыня.
– Очень вам благодарна.
– Бог мой, сударыня, я ведь не спорю с вами. Если я что и сказал, то лишь ради вашего доброго имени и ради чести той партии, к которой мы принадлежим.
– Хорошо, хорошо, Мейнвиль, всем известно, что вы человек добродетельный. Если понадобится, вам можно даже выдать в этом свидетельство. К этому делу вы не будете иметь никакого отношения; они, как защитники короля, падут, защищая его. Я только поручаю вашему вниманию этого молодого человека.
– Какого молодого человека?
– Который только что был здесь. Посмотрите, действительно ли он ушел, не шпион ли это, подосланный нашими врагами.
– Сударыня, – ответил Мейнвиль, – я к вашим услугам.
Он подошел к балкону, приоткрыл ставни и просунул голову наружу, стараясь что-нибудь разглядеть.
– Какая темная ночь!
– Самая что ни на есть отличная, – возразила герцогиня, – чем она темнее, тем для нас лучше. Бодритесь, бодритесь, капитан.
– Да, но мы ничего не увидим, а ведь нам очень важно все видеть.
– Бог, чье дело мы защищаем, видит за нас, Мейнвиль.
Мейнвиль, по всей вероятности, не был так уверен, как г-жа де Монпансье, в том, что бог помогает людям в подобных делах. Он снова расположился у окна и, вглядываясь во мрак так напряженно, как только мог, замер в неподвижности.
– Видите вы каких-нибудь прохожих? – спросила герцогиня, потушив из предосторожности свет.
– Нет, но я различаю конский топот.
– Это они, это они, Мейнвиль. Все идет хорошо.
И герцогиня мельком взглянула на знаменитые золотые ножницы, которым предстояло сыграть в истории такую великую роль.
Глава 11
Как дон Модест Горанфло благословил короля перед монастырем святого Иакова
Эрнотон вышел из дворца опечаленный, но совесть его была спокойна. Ему исключительно повезло: он признался в любви принцессе крови, а затем последовала важная беседа, благодаря которой она сразу забыла об этом признании – настолько забыла, что оно уже не могло повредить ему теперь, и не настолько все же, чтобы оно не могло стать ему полезным впоследствии.
Это не все: ему повезло и в том, что он не предал ни короля, ни г-на де Майена, да и сам себя не погубил.
Итак, он был доволен, но хотел еще многого – между прочим, поскорее возвратиться в Венсен и сообщить обо всем королю.
Затем, когда королю все станет известно, лечь и поразмыслить.
Размышлять – высшее счастье людей действия, единственный отдых, который они себе разрешают.
Поэтому, едва очутившись за воротами Бель-Эба, Эрнотон пустил своего коня вскачь. Но не успел этот испытанный в течение последних дней его товарищ проскакать и сотни шагов, как Эрнотона остановило препятствие, которого его глаза, ослепленные ярким освещением Бель-Эба и еще плохо свыкшиеся с темнотой, не могли ни заметить, ни оценить по достоинству.
То была просто-напросто группа всадников, устремившаяся на него с обеих сторон дороги и сомкнувшаяся перед ним на середине ее, так что он оказался окруженным и в грудь ему направлено было около полудюжины шпаг и столько же пистолетов и кинжалов.
Для одного человека этого было слишком много.
– Ого! – сказал Эрнотон. – Грабят на дороге в одном лье от Парижа. Ну и порядки в этих местах. У короля никуда не годный прево. Посоветую ему переменить его.
– Замолчите, пожалуйста, – произнес чей-то показавшийся Эрнотону знакомым голос. – Вашу шпагу, оружие, да поживей.
Один из всадников взял под уздцы лошадь Эрнотона, два других отобрали у него оружие.
– Черт! Ну и ловкачи! – пробормотал Эрнотон. Затем он обратился прямо к тем, кто его задержал:
– Господа, вы бы хоть сделали милость и объяснили…
– Э, да это господин де Карменж! – сказал самый расторопный из напавших, тот, который схватил шпагу молодого человека и еще держал ее в руке.
– Господин де Пенкорнэ! – вскричал Эрнотон. – Неблаговидным же делом вы тут занимаетесь.
– Я сказал – молчать! – повторил в нескольких шагах от них тот же громкий голос. – Отвести его в караульное помещение.
– Но, господин де Сент-Малин, – сказал Пердикка де Пенкорнэ, – человек, которого мы задержали…
– Ну?
– Это наш товарищ, Эрнотон де Карменж.
– Эрнотон здесь! – вскричал Сент-Малин, побледнев от ярости. – Что он тут делает?
140 
