80 
Шико пожирал глазами это зрелище и считал удары, наносимые острием рапиры.
Когда состязание окончилось или, вернее, когда противники сделали первую паузу, он сказал:
– Жак попал шесть раз, брат Борроме – девять. Для ученика это очень неплохо, но для учителя – недостаточно.
Из всех присутствующих один Шико заметил молнию, сверкнувшую в глазах Борроме и вскрывшую новую черту его характера.
«Ну вот! – подумал Шико, – он гордец».
– Сударь, – возразил Борроме голосом, которому он с большим трудом придал слащавые нотки. – Бой на рапирах для всех дело нелегкое, а уж для бедных монахов, как мы, и подавно.
– Не в том дело, – сказал Шико, решив оттеснить любезного Борроме на последнюю линию обороны, – учитель должен быть по меньшей мере вдвое сильнее ученика.
– Ах, господин Брике, – произнес Борроме, побледнев и кусая губы, – вы уже чересчур требовательны.
«Ну вот, он еще и гневлив, – подумал Шико, – это уже второй смертный грех, а говорят, достаточно одного, чтобы погубить душу: мне повезло».
Вслух же он сказал:
– Если бы Жак действовал хладнокровнее, он, я полагаю, сравнялся бы с вами.
– Не думаю, – сказал Борроме.
– А я так просто уверен в этом.
– Господину Брике, который сам фехтует, – сказал не без горечи Борроме, – может быть, следовало бы помериться силами с Жаком; тогда ему легче было бы вынести правильное суждение.
– О, я-то уже слишком стар, – сказал Шико.
– Да, но зато у вас есть знания, – сказал Борроме.
«Ах, ты насмехаешься, – подумал Шико, – погоди, погоди».
– Но, – продолжал он вслух, – есть одно доказательство, которое делает мое замечание сомнительным.
– Какое же?
– Я уверен, что, как достойный учитель, брат Борроме несколько поддавался Жаку.
– Вот как! – произнес Жак, в свою очередь, хмуря брови.
– Нет, ни в коем случае, – ответил Борроме, сдерживаясь, но в глубине души дрожа от ярости, – я, конечно, люблю Жака, но не стал бы портить его такого рода уступками.
– Странно, – заметил Шико, словно говоря сам с собой, – мне так показалось, простите, пожалуйста.
– Но в конце-то концов, – сказал Борроме, – вы, так легко рассуждающий, попробовали бы сами, господин Брике.
– О, я, пожалуй, не решусь, – отозвался Шико.
– Не бойтесь, сударь, – сказал Борроме, – мы будем к вам снисходительны, как предписывает сама церковь.
– Нехристь ты этакий! – прошептал Шико.
– Да ну же, господин Брике, – одну только схватку!
– Попробуй, – сказал Горанфло, – попробуй.
– Я вам не сделаю больно, сударь, – вмешался Жак, становясь, в свою очередь, на сторону учителя и желая тоже куснуть его обидчика. – Рука у меня совсем легкая.
– Славный мальчик, – прошептал Шико, устремляя на монашка невыразимый взгляд и безмолвно улыбаясь.
– Что ж, – сказал он, – раз всем так хочется.
– А, браво! – вскричали монахи, предвкушая легкий триумф.
– Только, – сказал Шико, – предупреждаю вас: не более трех схваток.
– Как вам будет угодно, сударь, – ответил Жак.
Медленно поднявшись со скамейки, на которую он уселся во время разговора, Шико подтянул свою куртку, надел кожаную перчатку и маску с ловкостью черепахи, ловящей мух.
– Если он сможет парировать твои прямые удары, – шепнул Борроме Жаку, – я с тобой больше не фехтую, так и знай.
Жак кивнул головой и улыбнулся, словно желая сказать:
– Не беспокойтесь, учитель.
Шико все с той же медлительностью, все так же осмотрительно стал в позицию, вытягивая свои длинные руки и ноги: с почти чудесной точностью в движениях он сумел замаскировать их силу, упругость и исключительную натренированность.
Глава 23
Урок
В ту эпоху, о которой мы повествуем, стремясь не только рассказать о событиях, но также показать нравы и обычаи, фехтование было не тем, чем оно является в наше время.
Шпаги оттачивались с обеих сторон, благодаря чему ими рубили так же часто, как и кололи. Вдобавок левой рукой, вооруженной кинжалом, можно было не только обороняться, но и наносить удары: все это приводило к многочисленным ранениям или, скорее, царапинам, которые в настоящем поединке особенно разъяряли бойцов.
Келюс, истекая кровью из восемнадцати ран, все еще стоял и продолжал драться и, вероятно, не упал бы, если бы девятнадцатая рана не уложила его в кровать, которую он оставил лишь для того, чтобы улечься в могилу.
80 
