– А что я должен сказать камердинеру его величества?
– Вы скажете, что посланы к нему Тенью.
– Какой Тенью?
– Любопытство – большой недостаток, брат мой.
– Простите.
– Итак, вы скажете, что посланы Тенью.
– Так точно.
– И что пришли за письмом.
– Каким письмом?
– Опять!
– Ах да, правда.
– Достопочтеннейший, – сказал Шико, обращаясь к Горанфло, – прежний Панург был мне определенно больше по сердцу.
– Это все, что я должен делать?
– Вы добавите, что Тень будет ожидать письма, потихоньку следуя по Шарантонской дороге.
– И я должен нагнать вас на этой дороге?
– Совершенно верно.
Панург направился к двери и приподнял портьеру; Шико показалось, что при этом движении брата Панурга обнаружилось, что за портьерой кто-то подслушивал.
Впрочем, она очень быстро опустилась, и Шико не смог бы поручиться, что принятое им за действительность не было обманом зрения. Однако изощренный ум Шико внушал ему почти полную уверенность в том, что подслушивал брат Борроме.
«А, ты подслушиваешь, – подумал он, – тем лучше, тогда я буду нарочно говорить так, чтобы тебе было слышно».
– Значит, – сказал Горанфло, – король оказал вам честь, возложив на вас миссию?
– Да, и притом конфиденциальную.
– Политического характера, я полагаю?
– Я тоже так полагаю.
– Как, вы не знаете толком, какая миссия на вас возложена?
– Я знаю, что должен отвезти письмо, вот и все.
– Это, наверно, государственная тайна?
– Думаю, что да.
– И вы даже не подозреваете какая?
– Мы ведь совсем одни, не так ли? И я могу сказать, что по этому поводу думаю?
– Говорите. Я нем, как могила.
– Так вот, король наконец-то решил оказать помощь герцогу Анжуйскому.
– Вот как?
– Да. Сегодня ночью с этой целью должен был выехать господин де Жуаез.
– Ну, а вы, друг мой?
– Я еду в сторону Испании.
– А каким способом?
– Ну, так, как мы путешествовали в свое время: пешком, верхом, в повозке – как придется.
– Жак будет вам приятным спутником, вы хорошо сделали, что попросили меня отпустить его с вами, он, чертенок, владеет латынью.
– Должен признаться, мне он очень понравился.
– Этого было бы достаточно для того, чтобы я его отпустил. Но я думаю, что он, сверх того, окажется для вас отличным помощником на случай какой-нибудь стычки.
– Благодарю, дорогой друг. Теперь, кажется, мне остается только проститься с вами.
– Прощайте!
– Что вы делаете?
– Намереваюсь дать вам пастырское благословение.
– Ну вот еще, – сказал Шико, – между нами двумя это ни к чему.
– Вы правы, – ответил Горанфло, – это хорошо для чужих.
И друзья нежно расцеловались.
– Жак! – крикнул настоятель. – Жак!
Между портьерами просунулась кунья мордочка Панурга.
– Как! Вы еще не отправились? – вскричал Шико.
– Простите, сударь.
– Отправляйтесь скорее, – сказал Горанфло. – Господин Брике торопится. Где Жак?
В свою очередь, появился брат Борроме с самой слащавой улыбкой на устах.
– Брат Жак! – повторил настоятель.
– Брат Жак ушел, – сказал казначей.
– Как так ушел! – вскричал Шико.
– Разве вы не просили, сударь, чтобы кто-нибудь отправился в Лувр?
– Но я же посылал Панурга, – сказал Горанфло.
– И дурень же я! А мне послышалось, что вы поручили это Жаку, – сказал Борроме, хлопнув себя по лбу.
Шико нахмурился. Но раскаянье Борроме было, по всей видимости, столь искренним, что упрекать его было бы просто жестоко.
– Придется мне подождать, – сказал он, – пока Жак вернется.
Борроме поклонился, нахмурившись в свою очередь.
– Кстати, – сказал он, – я забыл доложить сеньору настоятелю – ведь для этого и поднялся сюда, – что неизвестная дама уже прибыла и просит у вашего преподобия аудиенции.
Шико вовсю навострил слух.
– Она одна? – спросил Горанфло.
– С берейтором.
– Молодая? – спросил Горанфло.
Борроме стыдливо опустил глаза.
«Он ко всему – лицемер», – подумал Шико.
– Друг мой, – обратился Горанфло к мнимому Роберу Брике, – ты сам понимаешь?
– Понимаю, – сказал Шико, – и удаляюсь. Подожду в соседней комнате или во дворе.
– Отлично, любезный друг.
– Отсюда до Лувра далеко, сударь, – заметил Борроме, – и брат Жак может вернуться поздно; к тому же лицо, к которому вы обращаетесь, возможно, не решится доверить важное письмо мальчику.