68 
— А почему ты ехал к Ламберту, а не ко мне?
— Не стану скрывать, милорд, если позволите говорить откровенно.
— Позволяю — и даже приказываю.
— Я ехал к Ламберту, потому что лондонские господа едят хорошо и платят хорошо, а вы, шотландцы, пресвитериане, пуритане, не знаю, как вас назвать, едите плохо и платите еще хуже.
Монк пожал плечами, с трудом скрывая улыбку.
— Но скажи мне, как ты, южанин, попал к нашим берегам?
— Я имел глупость жениться в Пикардии.
— Но Пикардия все же не Англия.
— Милорд! Человек спускает судно в море, а бог и ветер несут его, куда им угодно.
— Так ты направлялся не сюда?
— И не думал!
— А куда?
— Мы возвращались из Остенде, где уже начался лов макрели, как вдруг сильный южный ветер погнал нас от берега. С ветром не поспоришь; мы пошли, куда он понес нас. Чтобы рыба не пропала, надо было продать ее в ближайшем английском порту. Всего ближе был Ньюкасл. Случай-то вышел неплохой: ходили слухи, что и в лагере, и в городе народу тьма и дворяне изголодались. Вот я и направился в Ньюкасл.
— А где твои товарищи?
— Они остались на судне; ведь они простые матросы, ничего не знают.
— А ты знаешь? — спросил Монк.
— О, я! — отвечал моряк с улыбкой. — Я много шатался по свету с покойным отцом и умею на всех европейских языках назвать экю, луидор и двойной луидор. Зато экипаж слушается меня, как оракула, и повинуется, точно я адмирал.
— Так ты сам выбрал Ламберта, потому что он хорошо платит?
— Разумеется. И положа руку на сердце, милорд, признайтесь: разве я ошибся?
— Увидишь после.
— Во всяком случае, милорд, если я ошибся, так я и виноват, а товарищи мои ни при чем.
«Он очень неглуп», — подумал Монк.
Помолчав несколько минут и продолжая разглядывать рыбака, он спросил:
— Ты прямо из Остенде?
— Прямехонько.
— Стало быть, ты знаешь, что происходит здесь у нас? Вероятно, во Франции и Голландии поговаривают о наших делах? Что делает человек, называющий себя королем Англии?
— Ах, милорд, — вскричал рыбак с шумной и веселой откровенностью, — вот удачный вопрос. Вы как раз попали на самого подходящего человека. Я вам все могу рассказать. Подумайте, милорд, когда я заходил в Остенде продавать наш улов, я сам видел бывшего короля: он разгуливал по берегу в ожидании лошадей, которые должны были везти его в Гаагу. Высокий такой, бледный, черноволосый, а лицо не очень-то доброе. Он, похоже, не совсем здоров; верно, голландский воздух ему не по нутру.
Монк внимательно слушал быстрый, цветистый рассказ рыбака на чужом языке; к счастью, как мы уже сказали, генерал хорошо знал по-французски. Рыбак перемешивал всевозможные слова — французские и английские, а иногда вставлял и гасконское словечко. Впрочем, глаза его говорили за него так красноречиво, что если можно было не понять его слов, то никак нельзя было не понять выразительных взглядов.
Генерал, видимо, постепенно успокаивался.
— Ты, верно, слышал, зачем этот бывший король, как ты его называешь, отправляется в Гаагу?
— Само собой, слышал.
— Зачем же?
— Все затем же, — отвечал рыбак, — у него одна мысль: воротиться в Англию.
— Правда, — прошептал Монк, задумавшись.
— Притом, — прибавил рыбак, — штатгальтер — вы знаете его, милорд? — Вильгельм Второй…
— Ну, что же?
— Помогает ему всеми силами.
— Ты слышал об этом?
— Нет, но я так думаю.
— Ты, мне кажется, силен в политике? — спросил Монк.
— Ах, милорд, мы, моряки, привыкли иметь дело с водой и воздухом, с двумя самыми непостоянными вещами; стало быть, мы редко ошибаемся насчет остального.
— Послушай-ка, — сказал Монк, меняя разговор, — говорят, ты хорошо накормишь нас?
— Постараюсь, милорд.
— За сколько продашь свой улов?
— Я не так глуп, чтобы назначать цену.
— Почему?
— Моя рыба и так принадлежит вам.
— По какому праву?
— По праву сильного.
— Но я хочу заплатить тебе.
— Вы очень добры, милорд.
— И даже столько, сколько она стоит.
— Я не прошу столько.
— А сколько же?
— Прошу одного — позволения уйти.
— Куда? К генералу Ламберту?
— Нет! — воскликнул рыбак. — Зачем мне теперь идти в Ньюкасл, раз у меня нет рыбы?
— Во всяком случае, выслушай меня. Я дам тебе совет.
68 
