171 
Д’Артаньян уселся на подоконник и стал размышлять по поводу философии Планше.
— Да, никак, нам сейчас покажут комедию! — закричал Портос. — Я как будто бы слышу пение.
— Да, да, поют, — подтвердил д’Артаньян.
— Это похороны по последнему разряду, — пренебрежительно взглянул Планше. — На кладбище только священник, причетник и один певчий. Вы видите, господа, что покойник или покойница были не принцы.
— И никто не провожает покойника.
— Нет, вон идет кто-то, — показал Портос.
— Верно, какой-то человек в плаще, — подтвердил д’Артаньян.
— Не стоит смотреть, — сказал Планше.
— А мне интересно, — с живостью перебил его д’Артаньян, облокачиваясь на подоконник.
— Ага, вы входите во вкус, — весело проговорил Планше. — Вот и со мной так было: в первые дни мне было грустно креститься с утра до вечера, а заунывное пение вонзалось мне в мозг, как гвоздь. Теперь это пение баюкает меня, и я нигде не видел таких красивых птичек, как на кладбище.
— Ну, а мне не весело, — заявил Портос, — я лучше спущусь.
Планше одним прыжком оказался подле Портоса и, предложив ему руку, пригласил в сад.
— Как, вы остаетесь здесь? — обратился Портос к д’Артаньяну.
— Да, мой друг; я скоро приду к вам.
— О, господин д’Артаньян не останется в убытке! — заметил Планше. — Уже хоронят?
— Нет еще.
— Ах да, могильщик ждет, чтобы гроб обвязали веревками… Глядите-ка, на другом конце кладбища показалась женщина.
— Да, да, Планше! — живо проговорил д’Артаньян. — А теперь оставь меня, оставь! Я начинаю погружаться в душеспасительные размышления, не мешай мне.
Планше ушел, а д’Артаньян из-за полуоткрытой ставни стал с любопытством наблюдать за похоронами.
Двое могильщиков сняли гроб с носилок и опустили ношу в яму.
Человек в плаще, единственный зритель этой мрачной сцены, стоял в нескольких шагах, прислонившись спиной к высокому кипарису и тщательно закрыв лицо от могильщиков и духовенства. Похороны были совершены в какие-нибудь пять минут. Могилу засыпали, церковный причт двинулся в обратный путь. Могильщик сказал священнику несколько слов и тоже ушел. Человек в плаще поклонился проходящим и положил в руку могильщика монету.
— Что за чудеса! — пробормотал д’Артаньян. — Ведь это Арамис!
Арамис (это был действительно он) остался один. Однако ненадолго, потому что едва он отвернулся, как близ него на дороге послышались шаги и шелест женского платья. Он тотчас же с церемонной вежливостью снял шляпу и проводил даму под тень каштанов и лип, посаженных у чьей-то роскошной гробницы.
— О, да, никак, епископ ваннский назначил свидание! — промолвил д’Артаньян. — Он все тот же аббат Арамис, который бегал за женщинами в Нуази-ле-Сек. Да, — прибавил мушкетер, — странное, однако, свидание на кладбище.
И он расхохотался.
Разговор продолжался больше получаса. Д’Артаньян не мог разглядеть лица дамы, потому что она стояла к нему спиной. Но по неподвижности собеседников, по размеренности их жестов, по их сдержанности он понял, что они говорили не о любви. По окончании разговора дама низко поклонилась Арамису.
— Э, да у них кончается, как настоящее любовное свидание… сначала кавалер преклоняет колено; потом смиряется дама и о чем-то молит его… Кто же эта дама? Я пожертвовал бы ногтем, чтобы увидеть ее.
Но увидеть ее было невозможно. Арамис пошел вперед; женщина опустила вуаль и пошла вслед за ним. Д’Артаньян не мог больше выдержать: он подбежал к окну, выходившему на Лионскую улицу. Арамис вошел в гостиницу.
Дама направилась в противоположную сторону, должно быть, к карете, запряженной парой, которая виднелась у опушки леса. Она шла медленно, опустив голову, в глубокой задумчивости.
— Мне во что бы то ни стало нужно узнать, кто эта женщина, — сказал мушкетер.
И без дальнейших колебаний он направился вслед за ней. По дороге он обдумывал, каким способом заставить ее поднять вуаль.
— Она не молода, — рассуждал д’Артаньян. — Это великосветская дама. Знакомая, ей-богу, знакомая походка.
Звон его шпор и шаги гулко раздавались на пустынной улице. Вдруг ему улыбнулась удача, на которую он не рассчитывал. Шум шагов встревожил даму. Она вообразила, что за ней кто-то гонится или следит — это, впрочем, было верно, — и оглянулась.
Д’Артаньян подскочил, словно ему в икры попал заряд дроби, и, круто повернувшись, прошептал:
171 
