Особенно,... 
43 
Король затрепетал: ни один женский голос не волновал его так, как голос принцессы.
— Вы, государь, все знаете, раз вы пришли сюда, и, может быть, поймете меня. Если бы вы не пришли, я бы сама пошла к вам. Я хочу, чтобы мне позволили уехать. Надеюсь, что вы настолько деликатны, что поймете меня и окажете мне покровительство.
— Сестра, сестра! — пробормотал король, смешавшись от этого стремительного натиска. — Подумали ли вы о всех последствиях затеянного вами шага?
— Государь, я ни о чем не думаю, я просто подчиняюсь чувству. На меня нападают, я инстинктивно защищаюсь.
— Но что вам сделали, скажите, пожалуйста?
Принцесса, как можно видеть, прибегла к обычному женскому приему: из обвиняемой она стала обвинительницей. Прием этот служит верным признаком вины, но женщины всегда умеют извлечь из него выгоду.
Король и не заметил, как, придя к ней с вопросом: «Что вы сделали моему брату?» — вместо того спросил: «Что вам сделали?»
— Что мне сделали? — переспросила принцесса. — О, государь, надо быть женщиной, чтобы понять это. Меня заставили лить слезы.
И своим тоненьким жемчужно-белым пальчиком она вытерла свои затуманенные глаза и снова принялась плакать.
— Сестра моя, успокойтесь, умоляю вас, — сказал король, подходя к ней и взяв ее влажную и трепещущую ручку.
— Государь, прежде всего меня лишили друга моего брата. Милорд Бекингэм был приятный и веселый гость, земляк, знавший все мои привычки, почти товарищ, с которым мы в кругу других наших друзей провели столько счастливых дней в моем чудном Сент-Джемсском парке.
— Но ведь он был влюблен в вас, сестра!
— Пустой предлог! Какое имеет значение, — сказала она серьезным тоном, — был ли герцог Бекингэм влюблен в меня или нет? Разве мне опасен влюбленный?.. Ах, государь, далеко не достаточно, чтобы мужчина был влюблен.
И она улыбнулась так нежно, так лукаво, что король почувствовал, как его сердце сначала забилось, потом замерло.
— Но позвольте, ведь брат ревновал! — перебил король.
— Хорошо, я это понимаю, это причина. Он ревновал, и Бекингэма прогнали.
— Почему же прогнали?..
— Ну, удалили, устранили, уволили, назовите это как вам будет угодно, государь. Так или иначе, один из первых дворян Европы был вынужден покинуть французский двор Людовика Четырнадцатого, словно деревенский парень, из-за какого-то взгляда или букета. Это недостойно самого галантного двора… Простите, государь, я забыла, что, говоря так, я посягаю на вашу верховную власть.
— Поверьте, сестра, что вовсе не я удалил герцога Бекингэма… Он мне очень нравится.
— Не вы? — подхватила принцесса. — А, тем лучше! Она так сумела подчеркнуть слова тем лучше, как будто хотела сказать тем хуже.
Наступило долгое молчание.
Потом принцесса снова заговорила:
— Итак, господин Бекингэм уехал… теперь я знаю, почему он был удален и кем… Мне казалось, что после этого наступит спокойствие… Но нет… Принц находит новый предлог. И вот…
— И вот, — с оживлением произнес король, — является другой. Очень естественно. Вы прекрасны, и вас всегда будут любить.
— В таком случае, — воскликнула принцесса, — около меня всегда будет пустыня. О, я знаю, что этого-то и хотят, это-то мне и готовят. Но нет: я предпочитаю вернуться в Лондон. Там меня знают и ценят. Там я не буду бояться, что моих друзей назовут моими любовниками. Фи, какое недостойное подозрение! Принц потерял в моих глазах весь престиж, с тех пор как я увидела в нем тирана.
— Перестаньте, успокойтесь! Вся вина моего брата в том, что он любит вас.
— Любит меня? Принц любит меня? Ах, государь!..
И Генриетта громко расхохоталась.
— Принц никогда не полюбит женщину, — сказала она. — Принц слишком любит самого себя. Нет, к несчастью для меня, принц принадлежит к худшему разряду ревнивцев: он ревнив без любви.
— Признайтесь, однако же, — сказал король, который чувствовал явное возбуждение от этого волнующего разговора, — признайтесь, что Гиш любит вас.
— Ах, государь, я, право, не знаю!
— Вы должны видеть это. Влюбленный всегда выдает себя.
— Господин де Гиш ничем себя не выдал.
— Сестра, сестра, вы слишком усердно защищаете господина де Гиша.
— Я? Бог с вами, государь, недоставало только, чтобы и вы начали подозревать меня.
— Нет, нет, принцесса, — с живостью возразил король, — не огорчайтесь, не плачьте! Успокойтесь, умоляю вас.
43 
