– Да, да, вы правы. Ну, Гримо, вели себе подать, заказывай, распоряжайся, а когда отдохнешь, мы потолкуем.
– Нет, сударь, – сказал Гримо, – я не могу оставаться ни одной минуты. Я должен сейчас же ехать в Париж.
– Как, в Париж? Ты ошибаешься, это Оливен туда поедет, а ты останешься.
– Напротив, Оливен останется, а я поеду. Я нарочно для этого и прискакал, чтобы вам об этом сообщить.
– Почему такая перемена?
– Этого я не могу вам сказать.
– Объясни, пожалуйста.
– Не могу.
– Что это еще за шутки!
– Вы знаете, виконт, что я никогда не шучу.
– Да, но я знаю также приказание графа де Ла Фер, чтобы вы остались со мной, а Оливен вернулся в Париж. Я следую распоряжениям графа.
– Но не при данных обстоятельствах, сударь.
– Уж не собираетесь ли вы ослушаться меня?
– Да, сударь, потому что так надо.
– Значит, вы упорствуете?
– Значит, я уезжаю. Желаю счастья, господин виконт.
Гримо поклонился и направился к двери.
Рауль, разгневанный и вместе с тем обеспокоенный, побежал за ним и схватил его за руку.
– Гримо, останьтесь, я хочу, чтобы вы остались.
– Значит, вы желаете, – сказал Гримо, – чтобы я дозволил убить графа?
Он снова поклонился, готовясь выйти.
– Гримо, друг мой, – сказал виконт, – вы так не уедете, вы не оставите меня в такой тревоге. О Гримо, говори, говори, ради самого неба!
И Рауль, шатаясь, упал в кресло.
– Я могу сказать вам только одно… Тайна, которой вы у меня допытываетесь, не принадлежит мне. Вы встретили монаха?
– Да.
Молодые люди с ужасом посмотрели друг на друга.
– Вы привели его к раненому?
– Да.
– И вы имели время его разглядеть?
– Да.
– И узнаете его, если опять встретите?
– О да, клянусь в том, – сказал Рауль.
– И я тоже, – сказал де Гиш.
– Если когда-нибудь вы встретите его где бы то ни было, по дороге, на улице, в церкви, все равно где, наступите на него ногой и раздавите без жалости, без сострадания, как раздавили бы змею, гадину, ехидну. Раздавите и не отходите, пока не убедитесь, что он мертв. Пока он жив, жизнь пяти людей будет в опасности.
И, воспользовавшись изумлением и ужасом, охватившими его собеседников, Гримо, не прибавив больше ни слова, поспешно вышел из комнаты.
– Ну, граф, – сказал Рауль, обращаясь к де Гишу, – не говорил ли я вам, что этот монах производит на меня впечатление гада?
Через две минуты, заслышав на дороге лошадиный топот, Рауль поспешил к окну. Это Гримо возвращался в Париж. Он приветствовал виконта, взмахнув шляпой, и вскоре исчез за поворотом дороги.
Дорогой Гримо думал о двух вещах: первое – что если ехать так быстро, его лошадь не выдержит и десяти миль; второе – что у него нет денег.
Но если Гримо говорил мало, то изобретательность его от того стала только сильнее. На первой же почтовой станции он продал свою лошадь и на вырученные деньги нанял почтовых лошадей.
Глава XXXVII
Канун битвы
Рауля оторвал от его грустных мыслей хозяин гостиницы, стремительно вбежавший в комнату, где произошла только что описанная нами сцена, с громким криком:
– Испанцы! Испанцы!
Это было достаточно важно, чтобы заставить позабыть все другие заботы. Молодые люди расспросили хозяина и узнали, что неприятель действительно надвигается через Гуден и Бетюн.
Пока д’Арменж отдавал приказания снарядить отдохнувших лошадей к отъезду, оба молодых человека взбежали к верхним окнам дома, откуда было видно далеко кругом, и действительно заметили начинавшие выдвигаться на горизонте, со стороны Марсена и Ланса, многочисленные отряды пехоты и кавалерии. На этот раз то была не бродячая шайка беглых солдат, но целая армия.
Ничего другого не оставалось, как последовать разумному совету д’Арменжа и поспешно отступить.
Молодые люди быстро спустились вниз. Д’Арменж уже сидел на коне. Оливен держал в поводу лошадей молодых господ, а слуги графа стерегли пленного испанца, сидевшего на маленькой лошадке, нарочно для него купленной. Руки пленного из предосторожности были связаны.
Маленький отряд рысью направился к Камбрену, где предполагали застать принца. Но тот еще накануне отступил оттуда в Ла-Бассе, получив ложное донесение, будто неприятель должен перейти Лис около Эстера.
Действительно, обманутый этим известием, принц отвел свои войска от Бетюна и собрал все свои силы между Вьей-Шапель и Ла-Ванти. Он только что с маршалом де Граммоном осмотрел линию войск и, вернувшись, сел за стол, расспрашивая сидевших с ним офицеров, которым он поручил добыть разные сведения. Но никто не мог сообщить ему ничего положительного. Уже двое суток, как неприятельская армия исчезла, словно испарилась.