215 
– Умрем вместе с ними! – вскричал король.
– Умрем! – повторили Атос и Арамис.
– Ко мне, все верные королю! – крикнул Винтер.
Этот голос долетел до двух друзей, которые помчались галопом.
– Не давать пощады! – крикнул по-французски в ответ Винтеру другой голос, заставивший их вздрогнуть.
Услышав этот голос, Винтер побледнел и замер на месте.
Это был голос всадника, летевшего на великолепном вороном коне в атаку во главе английского полка, который он в пылу опередил шагов на десять.
– Это он! – прошептал Винтер, устремив на него глаза и опустив руку с саблей.
– Король! Король! – закричали несколько англичан, обманутых голубой лентой и буланой лошадью Винтера. – Взять его живым!
– Нет, это не король! – воскликнул всадник. – Не давайте себя обмануть. Не правда ли, лорд Винтер, ведь вы не король? Вы мой дядя?
С этими словами Мордаунт (ибо это был он) направил дуло пистолета на Винтера. Раздался выстрел. Пуля пронзила грудь старого лорда; он подпрыгнул на седле и упал на руки Атоса, прошептав:
– Мститель!
– Вспомни мою мать! – проревел Мордаунт и полетел дальше, уносимый бешено скачущей лошадью.
– Негодяй! – крикнул Арамис и навел на него пистолет почти в упор, когда он проносился мимо. Но пистолет дал осечку, и выстрела не последовало.
Между тем весь полк уже обрушился на нескольких оставшихся людей. Обоих французов окружили, смяли, стиснули. Убедившись, что Винтер умер, Атос выпустил из рук его труп и, обнажив шпагу, воскликнул:
– Вперед, Арамис, за честь Франции!
И двое англичан, стоявших поблизости, упали мертвыми, пораженные ударами Атоса и Арамиса.
В то же время раздалось громовое «ура!», и тридцать клинков блеснуло над их головами.
Вдруг из толпы англичан вырвался человек, одним прыжком очутился около Атоса, сжал его своими мощными руками и вырвал у него шпагу, прошептав ему на ухо:
– Молчите! Сдайтесь! Сдаться мне – не значит сдаться.
В ту же секунду какой-то великан схватил за обе руки Арамиса, который тщетно старался вырваться из его страшных объятий.
– Сдавайтесь! – произнес он, пристально глядя на него.
Арамис поднял голову, Атос обернулся.
– Д’Арт… – хотел воскликнуть Атос, но гасконец зажал ему рот рукой.
– Сдаюсь! – сказал Арамис, протягивая свою шпагу Портосу.
– Стреляйте, стреляйте! – кричал Мордаунт, возвращаясь к группе, в которой были два друга.
– Зачем стрелять? – сказал полковник. – Все сдались.
– Это сын миледи, – сказал Атос д’Артаньяну.
– Я узнал его.
– Это монах, – сказал Портос Арамису.
– Знаю.
Между тем ряды победителей расступились. Д’Артаньян держал за повод лошадь Атоса, Портос – лошадь Арамиса. Каждый старался отвести своего пленника подальше от поля битвы.
Когда они отъехали, очистилось место, где лежал труп Винтера. Движимый чувством ненависти, Мордаунт отыскал его и, наклонившись с лошади, посмотрел на него с отвратительной улыбкой.
Атос, как он ни был спокоен, протянул руку к кобурам, где лежали его пистолеты.
– Что вы делаете? – вскричал д’Артаньян.
– Дайте мне убить его.
– Мы все погибли, если вы хоть одним движением покажете, что знаете его.
Он обернулся к молодому человеку и крикнул:
– Славная добыча! Славная добыча, дорогой Мордаунт! Каждому из нас двоих досталось по пленнику. Каждому по кавалеру ордена Подвязки, ни больше ни меньше.
– Эге, – воскликнул Мордаунт, глядя кровожадными глазами на Атоса и Арамиса, – да ведь это, кажется, французы?
– Ей-богу, не знаю. Вы француз? – спросил д’Артаньян Атоса.
– Да, – с достоинством ответил тот.
– Ну вот, вы попались в плен к своему соотечественнику.
– А король? – с горечью спросил Атос. – Где король?
Д’Артаньян сильно сжал руку Атоса и сказал:
– Он в наших руках.
– Да, – прибавил Арамис, – благодаря гнусной измене.
Портос стиснул руку своего друга и сказал ему с улыбкой:
– Э, сударь, на войне ловкость значит не меньше, чем сила. Смотрите.
Действительно, в эту минуту эскадрон, который должен был служить прикрытием королю в его бегстве, двигался навстречу английскому полку, окружая короля. Карл шел пешком в центре образовавшегося вокруг него пустого пространства. Он был спокоен на вид, но ясно было, чего это ему стоило. Пот капал с лица его, и он отирал себе виски и губы носовым платком, на котором всякий раз, как он отнимал его ото рта, появлялось пятно крови.
215 
