– Как, с королевой! – воскликнул Скюдери и, словно ожидая нападения, выставил вперед правую ногу. – Черт побери, я не знал этого! Каким же образом оказал он неуважение ее величеству?
– Разве вы не знаете его стихотворения «Я думал»?
– Нет, – сказала герцогиня де Шеврез.
– Нет, – сказала мадемуазель Скюдери.
– Нет, – сказала мадемуазель Поле.
– Правда, королева, по всей вероятности, сообщила его очень немногим, – заметил Арамис, – но я получил его из верных рук.
– И вы знаете это стихотворение?
– Кажется, могу припомнить.
– Так прочтите, прочтите! – закричали со всех сторон.
– Вот как было дело, – сказал Арамис. – Однажды Вуатюр катался вдвоем с королевой в коляске по парку Фонтенбло. Он притворился, будто задумался, и сделал это для того, чтобы королева спросила, о чем он думает. Так оно и вышло. «О чем вы думаете, господин де Вуатюр?» – спросила она. Вуатюр улыбнулся, помолчал секунд пять, делая вид, будто импровизирует, и в ответ произнес:
- Я думал: почести и славу
- Дарует вам сегодня рок,
- Вознаграждая вас по праву
- За годы скорби и тревог,
- Но, может быть, счастливой были
- Вы в те года, когда его…
- Я не хотел сказать – любили,
- Но рифма требует того.
Скюдери, Менаж и мадемуазель Поле пожали плечами.
– Погодите, погодите, – сказал Арамис. – В стихотворении три строфы.
– Или, вернее, три куплета, – заметила мадемуазель Скюдери. – Это просто песенка.
Арамис продолжал:
- Я думал: резвый Купидон,
- Когда-то ваш соратник смелый,
- Сложив оружье, принужден
- Покинуть здешние пределы,
- И мне ль сулить себе успех,
- Задумавшись близ вас, Мария,
- Когда вы позабыли всех,
- Кто был вам предан в дни былые.
– Не берусь решать, соблюдены ли все правила поэзии в этом куплете, – сказала герцогиня де Шеврез, – но прошу к нему снисхождения ради его правдивости: госпожа де Отфор и госпожа Сеннесе присоединятся ко мне, в случае надобности, не говоря уже о герцоге де Бофоре.
– Продолжайте, продолжайте, – сказал Скаррон. – Теперь мне все равно. С сегодняшнего дня я уже не «больной королевы».
– А последний куплет? Давайте послушаем последний куплет! – попросила мадемуазель Скюдери.
– Извольте. Тут уж прямо поставлены собственные имена, так что никак не ошибешься.
- Я думал (ибо нам, поэтам,
- Приходит странных мыслей рой);
- Когда бы вы в бесстрастье этом,
- Вот здесь, сейчас, перед собой
- Вдруг Бекингэма увидали,
- Кто из двоих бы в этот миг
- Подвергнут вашей был опале:
- Прекрасный лорд иль духовник?
По окончании этой строфы все в один голос принялись осуждать дерзость Вуатюра.
– А я, – вполголоса проговорила молодая девушка с бархатными глазами, – имею несчастье находить эти стихи прелестными.
То же самое думал и Рауль. Он подошел к Скаррону и, краснея, обратился к нему:
– Господин Скаррон, я прошу вас оказать мне честь и сообщить, кто эта молодая девушка, которая не согласна с мнением всего этого блестящего общества.
– Ага, мой юный виконт! – сказал Скаррон. – Вы, кажется, намерены предложить ей наступательный и оборонительный союз?
Рауль снова покраснел.
– Я должен сознаться, что стихи Вуатюра понравились и мне, – сказал он.
– Они на самом деле хороши, но не говорите этого: у поэтов не принято хвалить чужие стихи.
– Но я не имею чести быть поэтом, и я ведь спросил вас…
– Да, правда, вы спрашивали, кто эта прелестная девушка, не так ли? Это прекрасная индианка.
– Прошу прощения, сударь, – смущенно сказал Рауль, – но я все-таки не понимаю, увы, ведь я провинциал.
– Или, иначе сказать, вы еще не научились говорить тем высокопарным языком, на каком теперь объясняются все. Тем лучше, молодой человек, тем лучше. И не старайтесь изучить его: не стоит труда. А к тому времени, как вы его изучите, никто, надеюсь, уже не будет так говорить.
– Итак, вы прощаете меня, сударь, и соблаговолите объяснить, кто эта дама, которую вы называете прекрасной индианкой?
– Да, конечно. Это одно из самых очаровательных существ на свете. Ее зовут Франсуаза д’Обинье.
– Она родственница Агриппы, друга Генриха Четвертого?
– Его внучка. Она приехала с острова Мартиника, и потому-то я называю ее прекрасной индианкой.
Рауль с удивлением взглянул на молодую девушку. Глаза их встретились, и она улыбнулась.
Между тем разговор о Вуатюре продолжался.