ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  67  

Неожиданно с родины пришла тревожная весть. В Варшаве началось восстание против русского самодержавия, организованное польскими патриотами. Шопен решил прервать концертное турне и вернуться в Польшу. Он знал, что среди восставших находятся его друзья, может быть, и отец. Ведь в дни молодости Николай Шопен принимал участие в народном восстании под предводительством Тадеуша Костюшки. Но родные, друзья настойчиво советуют ему в письмах не приезжать. Близкие Шопену люди боятся, что преследования могут коснуться и его. Пусть лучше он останется свободен и служит родине своим искусством. С горечью композитор покорился и направился в Париж В дороге Шопена настигло известие, еще более потрясшее его. восстание жестоко подавлено, его руководители брошены в тюрьмы, сосланы в Сибирь.

С мыслями о трагических судьбах родины непосредственно был связан созданный еще до приезда в Париж самый знаменитый этюд Шопена, получивший название «революционного». В нем воплотился дух ноябрьского восстания, обусловивший все — и гневные возгласы начальных фраз, и скорбь, прорывающуюся в выразительных мелодиях заключительной части.

Осенью 1831 года Шопен прибыл в Париж. Здесь он прожил до конца своей жизни. Но Франция не стала его второй родиной. И в своих привязанностях, и в своем творчестве Шопен оставался поляком. И даже свое сердце после смерти он завещал отвезти на родину.

Шопен быстро «завоевал» Париж. Он сразу же поразил слушателей своеобразным и непривычным исполнением. В то время Париж был наводнен музыкантами из самых различных стран. Наибольшей популярностью пользовались пианисты-виртуозы Калькбреннер, Герц, Гиллер. Игра их отличалась техническим совершенством, блеском, ошеломлявшим публику. Вот почему первое же концертное выступление Шопена прозвучало таким резким контрастом. По воспоминаниям современников, исполнение его было удивительно одухотворенным и поэтичным.

О первом концерте Шопена сохранилось воспоминание прославленного венгерского музыканта Ференца Листа, также начавшего в то время свой блестящий путь пианиста и композитора: «Нам вспоминается егопервое выступление в зале Плейеля, когда аплодисменты, возраставшие с удвоенной силой, казалось, никак не могли достаточно выразить наш энтузиазм перед лицом таланта, который, наряду со счастливыми новшествами в области своего искусства, открыл собою новую фазу в развитии поэтического чувства». Шопен покорил Париж, как когда-то покорили Вену Моцарт, Бетховен. Подобно Листу, он был признан лучшим пианистом мира.

На концертах Шопен большей частью исполнял свои собственные сочинения: концерты для фортепиано с оркестром, концертные рондо, мазурки, этюды, ноктюрны, вариации на тему из оперы Моцарта «Дон-Жуан». Именно об этих вариациях писал выдающийся немецкий композитор и критик Роберт Шуман: «Шапки долой, господа, перед вами гений».

«Шопен рассматривал музыку как особый язык, безграничный в своих выразительных возможностях, но упорядоченный интеллектом, — пишет Я.И. Мильштейн. — Он уподоблял музыку органичной, непосредственно текущей человеческой речи, особенно подчеркивая, что „как одно отдельное слово не образует языка“, так и „один абстрагированный звук не создает музыки“, „для того, чтобы создать музыку, надо иметь много звуков“.

Отсюда нелюбовь Шопена к „рубленым“ коротким фразам, разрывающим естественное течение мелодии, нарушающим целостность музыкальной мысли. Его идеал — это фраза широкого дыхания, как бы вбирающая в себя, наподобие многоводной реки, более мелкие мелодические притоки — мотивы. Его высшая цель — фраза, естественно льющаяся, непринужденная, сыгранная без преувеличений и ложного декламационного пафоса.

Отсюда, наконец, и то самобытное, ни с чем не сравнимое rubato, которым столь славился Шопен и которому он постоянно учил своих учеников: бесконечные, еле заметные отклонения от темпоритма при соблюдении его основ».

Лист отмечал: «У него мелодия колыхалась, как челнок на гребне мощной волны, или, напротив, выделялась неясно, как воздушное видение, внезапно появившееся в этом осязаемом и ощутимом мире».

Микули о манере игры Шопена писал, что одна рука, исполняющая сопровождение, должна играть «строго в такт», другая же, ведущая мелодическую линию, — «непринужденно и ритмически свободно». А вот что вспоминал Ленц: «Левая рука, — как я слышал часто от самого Шопена, — это капельмейстер; она не должна ни размягчаться, ни шататься в ритме, правая же рука делает все, что она хочет и может».

  67