Последние отзывы

  197  

Опасаясь за здоровье болезненного сына, Этьен Паскаль не спешил обучать его геометрии, возбудив тем самым у него острый интерес к этой дисциплине. Маленький Блез самостоятельно стал находить соотношения между «палками» и «кольцами», составляя фигуры и выясняя их свойства. Он пришел к доказательству Евклидовой теоремы: сумма внутренних углов треугольника равна сумме двух прямых.

Приведя этот случай, популяризатор науки М.М. Филиппов сделал вывод: «Из всех великих ученых Паскаль более кого бы то ни было имеет право на титул преждевременно развившегося и столь же преждевременно погибшего гения». Хотя возможно и другое объяснение: геометрические закономерности достаточно просты для того, чтобы о них мог догадаться любознательный и усидчивый мальчик, не лишенный сообразительности.

В шестнадцать лет Блез Паскаль исследовал конические сечения, а в восемнадцать увлекся изобретением вычислительной машины. Он трудился три года, перепробовав полсотни вариантов. Наконец, ему удалось сделать механическое приспособление, выполнявшее (хотя и медленно) простейшие математические операции – примитивный арифмометр, – заслуженно получив за это прозвище «французского Архимеда».

Знакомство с одним знатным господином, увлеченным азартными играми, подвигло Паскаля на исчисление вероятностей выигрыша, в частности при игре в кости. С этого началась новая научная дисциплина – теория вероятностей, которую Паскаль называл «математикой случая».

Другим его увлечением стала физика. Исходя из открытия Торричелли, он решил проверить, как сказывается атмосферное давление на подъем ртути в запаянной трубке, организовав соответствующие опыты на равнине, горах, высоких строениях. В результате он приближенно определил массу атмосферы и высказал идею измерения высоты местности с помощью барометра. Кроме того, установил закон распределения давления в жидкости («закон Паскаля») и принцип действия гидравлического пресса.

Существуют легенды о том, почему он забросил научные изыскания, занявшись литературой и философией, преимущественно религиозной. Однако надо иметь в виду, что с отрочества его мучили сильные приступы головной боли, от которой не было избавления (они были вызваны, по-видимому, аномалией черепной коробки и воспалительными процессами в мозгу). Вообще, его болезненность отчасти – или даже существенно – способствовала уединенным занятиям наукой. Боли становились невыносимыми, и он стал искать успокоения и утешения в религии. Ему помогали молитвы – один из действенных методов самовнушения.

У Блеза Паскаля рано выработалась культура логического мышления во многом благодаря интересу к математике. Но для дальнейших научных открытий, например в физике, одного этого было недостаточно. Помимо рассуждений, требовалось проведение опытов, наблюдений, штудирование соответствующей литературы. Он подошел к пределу своих возможностей. А потому, пожалуй, обратился к религии, философии, литературе. Его первое сочинение «Рассуждение о любовной страсти» (1652) было исполнено оптимизма и эпикурейства. Показательно, что о страсти он старается рассуждать логически. А причина трактата – влюбленность в сестру губернатора провинции Шарлоту Роанез. Скорее всего, это было своеобразное объяснение в любви. Он сознавался, что испытывает такое чувство, хотя и старается его не выдавать: «Можно сколько угодно скрываться: всякий человек любит». Но слишком тонкие намеки и робкие признания не достигли цели, и немолодой уже Блез решился отказаться от «мирской суеты».

Поселившись в аббатстве Пор-Рояль, он написал «Письма провинциала», направленные против иезуитов – одно из лучших французских сатирических произведений XVIII века. Он задумал капитальный труд «Апология христианской религии», но успел (или смог?) написать лишь отдельные фрагменты. То же относится к его разрозненным высказываниям о жизни, Боге, человеке, познании, изданным благодаря стараниям друзей и родных в 1670 году под заглавием «Мысли».

Он остро чувствовал бесконечное одиночество человека перед неизбежной бездной небытия и бесконечную малость – перед непостижимой сложностью Мироздания: «Я не знаю, кто дал мне место в этом мире, ни что такое я сам. Я нахожусь в страшном неведении всего. Я вижу обнимающее меня пространство Вселенной, сам же прикован к небольшому уголку этого необъятного протяжения, не ведая… почему данное мне малое время назначено мне в этот, а не в другой момент как всей предшествующей да и всей последующей вечности».

  197