Особенно,... 
45 
Не исключено, что он тогда действительно сказал Джеймсу лишнее. Что-нибудь вроде «если понадобится, играйте грубо». В ответ Джеймс кивнул с серьезным и непроницаемым видом. Неужели Том сказал нечто подобное? Мог он на самом деле такое сказать? (Он спокоен!) «Я знаю людей, которые кое-кого знают». Почему сейчас у него в голове звучат эти слова Джеймса? Звучат как слова, которые Джеймс мог бы сказать со своей интонацией жителя бруклинских трущоб? Они разговаривали рано утром, часов в восемь, когда кофеин так и толкал Тома на решительные действия, подзаводил его. «Я знаю людей, которые кое-кого знают». Плохо. «Играйте грубо». Тоже плохо. Неужели все это действительно было сказано?
Том посмотрел на Энн. Она провела день с больными. Сама безмятежность. Понятия не имеет, что его ждет. Он спокоен.
*
Как только она пошевелилась сегодня утром, они стали ей являться: миссис Томпсон (сердце), мистер Бернард (анальная трещина), Хэрриет Горски (почечная недостаточность в последней стадии); все ее 1690 пациентов, теснящаяся, шаркающая, кашляющая, раздраженная толпа у нее в голове, классифицируемая по возрасту, полу и, разумеется, по типу болезни либо предполагаемой болезни. Взять хотя бы пациентов с раком легких: тех, у кого он, по всей вероятности, есть, но они все откладывают обследование; и тех, у кого он точно есть и кто начал осознавать, что скоро умрет; и тех, кто сейчас лежал в постели, мучаясь от кашля. Или многочисленных женщин, страдающих тревожными состояниями, от легкого беспокойства до случаев, требующих немедленной госпитализации. Войди она в помещение, полное этих людей (нет, пожалуйста, лучше не надо), она сумела бы, переходя от одного к другому, во многих случаях интуитивно, поставить диагноз, припомнив данные по каждому пациенту, уровень содержания кровяных телец, историю болезни, даже рост и вес при последнем осмотре. И их прошлое, их секреты — тяжкое бремя, которое она старалась не взваливать на себя, но ей никогда не удавалось этого избежать. Она заботилась о них, они ее интересовали — эта выборка из человечества, разумеется, с перекосом в сторону имеющих медицинскую страховку и женщин (мужчины слишком небрежно относятся к своему здоровью). Лишь немногие ей откровенно не нравились, и лишь немногих она оплакивала, когда приходил конец, а были и такие, кого она даже любила — обычно издалека, платонически, не выдавая себя ни единым намеком. Некоторые пожилые вдовцы приходили к ней в костюме и галстуке, словно еще работали, и нередко стоически молчали, когда она описывала их состояние и объясняла, чем они страдают. Они кивали, поджав губы и потирая сухие руки, как будто речь шла лишь о деньгах и им предстояло выписать чек на круглую сумму. От этого у нее просто разрывалось сердце. Возможно, они напоминали ей отца в его последние годы. Почему бы и нет? Они ведь тоже были людьми. Они стояли перед ней почти голые — мужчины в приспущенном белье, она ощупывала их, чтобы установить, нет ли грыжи, обычной в их возрасте и потенциально опасной при инфекции, или распухания тестикул, от них пахло — женщины обычно пользовались духами и лучше мылись, они тихонько рыгали, испускали газы, крякали. Изредка кому-то случалось обмочиться, обычно во время анального осмотра. Она никогда не показывала, что такое поведение в каком-то смысле постыдно. Да это и не так. Мы животные, наша плоть смертна. Мы родились, а значит, можем умереть.
Она посмотрела на Тома, сидевшего рядом в машине. Задумался. Но сравнительно спокоен. Не спросил, как у нее прошел день. Даже обошелся без приветственного поцелуя, когда она села в машину. Она сердилась на него? Да, но главное — она была обескуражена. Оба они слишком много работали, оба несли слишком большую тяжесть… и тут ей вспомнился нынешний день… когда после обеденного перерыва она осматривала молодого женатого мужчину, который жаловался на боли в груди и животе, а потом признался, что у него недавно был роман с разведенной свояченицей и он, видимо, заразил жену герпесом. Энн терпеливо кивала, а сама думала: «Ну ты и скотина». Она выписала мужчине рецепт и попросила его сообщить жене, которая тоже у нее лечилась. Затем пришла молодая женщина, хотела, чтобы ей прописали антидепрессанты посильнее. Женщина страдала патологической тучностью, она вся заплыла жиром, к тому же очень много курила. Энн строго поговорила с ней о ее легких и сердце, но вряд ли она прислушается. Следующая пациентка — пожилая дама, у которой нижняя часть позвоночника и тазовая область поражены острым артритом. Дама двигалась медленно и все время бормотала ненужные извинения, пока Энн ее осматривала.
45 
