Кершоу поставил машину на лужайке. Деревня выглядела мирной и безмятежной. Лето еще не заставило потускнеть свежую зелень буков. Группы коттеджей окружали деревья, и на церковной стороне тянулась линия домов в георгианском стиле с арочными окнами, чьи темные стекла блестели, являя ситец и серебро. В деревне имелись только три магазина, почтовое отделение, лавка мясника с навесом и белой колоннадой и лавка с сувенирами для туристов. Выстиранное, как и положено, в понедельник утром, крестьянское белье сохло на теплом безветренном воздухе.
Они сели на скамейку, и Тэсс начала кормить уток галетами, которые нашла на полке под приборной панелью. Кершоу достал камеру и начал фотографировать. Арчери внезапно понял, что в их обществе не хочет все обходить снова. Он почти дрожал от отвращения при мысли о посещении галерей Помфрет-Гранд, вздыхая с лживым восторгом возле фарфора и притворно восхищаясь портретами семейства.
— Вы не возражаете, если я останусь здесь? Мне хотелось бы еще раз взглянуть на церковь.
Чарльз кинул на него свирепый взгляд:
— Мы все пойдем взглянуть на церковь.
— Я не могу, дорогой, — сказала Тэсс, — я не могу в джинсах идти в церковь.
Кершоу убрал фотоаппарат:
— Лучше пойдем и осмотрим величественный дом.
— Я легко могу вернуться обратно на автобусе, — сказал Арчери.
— Что ж, ради бога, не задерживайся, отец.
Если его путешествие чуть более, чем сентиментальное, ему требуется путеводитель. Когда машина отъехала, он направился в магазин сувениров. Викарий открыл дверь, нежно прозвенел колокольчик, и из задней комнаты вышла женщина.
Теперь, когда он был здесь, ему следовало бы что-нибудь купить. Открытку? Маленькую брошь для Мэри? Это, подумал он, будет наихудшим видом неверности — совершение прелюбодеяния в глубине сердца каждый раз, когда ты видишь свою жену, надевшую твой подарок. Он мрачно разглядывал бронзовых лошадок, раскрашенные кувшины, лотки бижутерии.
Маленький прилавок был полностью посвящен календарям и деревянным мемориальным дощечкам с выжженными на них стихами. Одна из них, небольшое изображение пастуха с ягненком, привлекла его взгляд, потому что слова под рисунком были знакомы.
Иди, пастушок, к печному покою…
Женщина стояла позади него.
— Я смотрю, восхищаетесь произведениями нашего местного барда, — живо сказала она, — он был совсем мальчиком, когда умер, он похоронен здесь.
— Я видел его могилу, — сказал Арчери.
— Конечно, масса людей, которые приходят сюда, считают, что он был пастухом, знаете ли. Я всегда объясняю, что когда-то слова «пастух» и «поэт» обозначали одно и то же. На самом деле он был очень хорошо образован. Он закончил среднюю школу, и все говорили, что мог бы поступить в колледж. Он погиб в аварии на дороге. Хотите посмотреть его фотографию?
Из-под прилавка она достала кипу дешевых фотографий в рамках. Они все были похожи, и на каждой была надпись: «Джон Грейс. Бард из Форби. Кого любит Бог, умирает молодым».
Прекрасное аскетичное лицо, чувственное, с заострившимися чертами. А еще, рассмотрел Арчери, оно оставляло впечатление, что его хозяин страдал малокровием. У него появилось странное ощущение, что он где-то видел это лицо прежде.
— Какие-нибудь его работы опубликованы?
— Один или два пустячка в журналах, и все. Я не знаю подробностей, потому что я здесь только десять лет, но есть издатель, у которого здесь загородный дом, и он очень хотел выпустить его поэзию книгой, когда бедный мальчик умер. Миссис Грейс — его мать, как вы знаете, — была целиком за, но дело в том, что большая часть написанного им исчезла. Осталось только то, что вы видите здесь. Его мать говорила, что он писал целые пьесы — они не рифмованные, если вы понимаете, что я имею в виду, хотя не уступят Шекспиру. Однако их не нашли. Может быть, он сжег их или отдал. Хотя это досадно, не так ли?
Арчери взглянул в окно на маленькую деревянную церковь.
— Здесь может отдыхать какой-нибудь безгласный, бесславный Мильтон… — пробормотал он.
— Верно, — сказала женщина. — Никогда не знаешь, как может повернуться, вроде «Рукописей Мертвого моря».
Арчери заплатил пять пенсов и полшиллинга за изображение пастуха с ягненком и не спеша пошел к церкви. Он открыл узкую калитку и, двигаясь по часовой стрелке, подошел к дверям. Как она говорила? «Не следует обходить церковь против часовой стрелки. Считается, что это приносит несчастье». Ему нужна была удача — и для Чарльза, и для себя. Ирония, однако, состояла в том, что их стремления не совпадали, один из них неизбежно должен проиграть.