121 
– У вас есть мяч, подписанный Дереком Джитером? – спросил я, разглядывая мячи.
– Думаю, да, – ответила Шантель, покапывая мне один из них. – Вот он.
Я взял мяч, с удовольствием ощущая, как плотно он ложится мне в ладонь. Подпись Дерека Джитера оказалась довольно убористой, без каких-либо декоративных завитушек и росчерков, и мне подумалось – это счастливый мяч, он безусловно понравится моему сыну. И это именно та вещь, которую бы хотелось Тимми.
– Это настоящая подпись? – спросил я.
– О, разумеется, – промурлыкала Шантель. – Мы получаем их от проверенного дилера.
– Я его возьму.
Что я и сделал. Правда, цена была довольно высокой, но когда я подумал о счастливом изумлении, которое ожидало Тимоти, если мне удастся переслать ему мяч, она показалась мне пустяковой.
Когда я снова поднял голову, Ха мыл разделочный столик, поливая его чистящей жидкостью из бутылочки и тщательно вытирая губкой. Я заметил, что все, к чему он прикасался, попало в зеленый пластмассовый таз. Ножи, салфетки, кусочки рыбы, остатки риса – словом, все. Под конец Ха достал из столика пакет с березовыми углями. Неужели, подумал я, он собирается устроить что-то вроде барбекю? Но – нет. Ха вскрыл пакет и высыпал брикетированный уголь в таз, добавил немного воды, потом взял обычный вантуз и все перемешал. Вантуз он тоже бросил в таз. За ним последовали белая поварская тужурка, резиновые перчатки и защитные очки. Наконец Ха накрыл таз крышкой и закрепил ее клейкой упаковочной лентой.
– А уголь-то зачем? – спросил я у Элисон, которая снова подошла ко мне.
– Он поглощает все ядовитые вещества, – объяснила Элисон. – Ха считает, что мусор должен быть безопасен.
– Он боится, что его мусор может чем-то повредить нью-йоркской канализации?
– Наверное.
– Еще одна капля яда среди множества других ядов?
– Да. – Элисон протяжно вздохнула. – Боже, как это по-мужски!
– Что ты имеешь против мужчин? – уточнил я. – То, что они ядовиты, или то, что их слишком много?
– И то и другое, – ответила Элисон. – Впрочем, и женщины не лучше.
Кивком головы она попрощалась с несколькими уходившими клиентами.
– Да, – сказала она одному из них. – Я сообщу вам, когда мы снова будем готовы.
И она села напротив меня.
– Ну как?
– Все-таки мне кажется, это какой-то ловкий трюк, – признался я.
– Это не трюк. Элисон покачала головой. – Мы играем честно.
– И все равно я не верю, – уперся я.
Она усмехнулась:
– Веришь. Тебе не хочется верить, но ты веришь, Билл.
– Нет.
Элисон пожала плечами:
– Тогда попробуй сам, докажи мне, что я лгу.
– Спасибо, конечно, но, как говорится, вынужден отказаться.
– Боишься?
– Ты сама только что говорила, что рыба смертельно ядовита.
– Мне казалось, ты не веришь…
– Я верю в яд, а не в волшебство, которое он проделывает с человеческими мозгами.
– Но без яда никакого волшебства не получится. И если ты веришь в одно, значит – веришь и в другое.
– Увы, – сказал я.
– Ты действительно считаешь, что наше шоу – обман?
– Все эти люди, которые ели рыбу, вполне могли быть подставными. А если они были настоящими, значит, Ха сделал что-то с рыбой, например – спрыснул ее ЛСД или чем-то еще.
– Все было взаправду, Билл, – тихо сказала Элисон.
– Возможно, просто я не убежден.
– Что же способно тебя убедить?
– Должно быть, что-то другое, Элисон, что-то еще.
Она вздохнула и провела пальцем по лацкану моего пиджака.
– Знаешь что, Билл?…
– Что?
– Попробуй убедить себя взять свою куртку и подождать меня снаружи, о'кей?
В такси Элисон буквально набросилась на меня. Забросив одну ногу мне на колени, она гладила мне щеки руками в тонких перчатках, и мне оставалось только откинуться назад и наслаждаться этим. Я и наслаждался, хотя меня не оставляло беспокойство.
Я боялся, что люди Г. Д., возможно поджидавшие меня у выхода из ресторана, могли теперь незаметно следовать за нами. Но не исключено было, что я просто убедил себя в этом, полагая, что раз они оказались способны выследить меня один раз, ничто не может помешать им сделать это снова.
Где-то в районе Восточных Восьмидесятых улиц Элисон велела таксисту свернуть, и пять минут спустя мы уже входили в парадное дома, где она жила. Взмах рукой, которым Элисон приветствовала дремлющего на стуле консьержа в форме, был коротким и резким, словно она метнула нож, и имел почти такой же эффект: не сказав ни слова, консьерж снова уронил голову на грудь. По его реакции я сразу догадался, что был не первым мужчиной, которого Элисон вела к себе посреди ночи, но был уверен, что от привратника я никогда не узнаю никаких подробностей.
121 
