124 
Я встал у окон в гостиной, глядя, как утро вступает в свои права, как лучи солнца высвечивают стены и водосточные трубы, а улица внизу заполняется машинами и такси. Признаюсь, в эти минуты я ощутил некую неизъяснимую печаль. Дожив до определенного возраста, начинаешь чувствовать, что лечь в постель с малознакомым человеком тебе уже не так легко, как раньше (если это вообще когда-то было легко), зато окружающая действительность укладывается в голове намного полнее. Ты начинаешь понимать, что люди, живущие в этом мире, постоянно соприкасаются, трутся друг об друга, взаимодействуют – и при этом никто из них не рассчитывает на многое. Их терпение и терпимость зачастую условны и носят временный характер. Элисон заманила меня к себе в квартиру, чтобы съесть порцию своей опасной рыбы и слегка перепихнуться, прежде чем поймать кайф и заснуть. Ну и что тут такого особенного? Просто секс под рыбу, поза «шао-цзу». Что касается череды добропорядочных, отзывчивых и слабых; мужчин, с которыми Элисон встречалась до Джея, то и тут все более или менее ясно. Конечно же ей нужны были такие парни, про которых можно было с уверенностью сказать – они ни при каких обстоятельствах не воспользуются ни телом, ни имуществом мисс Элисон Спаркс, пока та валяется в отключке.
Насколько глубоко я был уязвлен тем, что меня элементарно использовали? Этого я не знал. Прислонившись лбом к прохладному, слегка запотевшему оконному стеклу, я машинально разглядывал дом, стоящий на противоположной стороне улицы. В одном из окон прямо напротив квартиры Элисон я увидел какую-то женщину в пушистом бело. м халате, которая наливала кофе в кружку. Свет был включен, и я разглядел ее достаточно хорошо. Она была молода, но уже не юна – не как моя жена, но в принципе могла бы стать ею: разница в возрасте была не такой уж большой. Я увидел, как женщина в окне добавила в кофе молоко, потом открыла кухонный шкафчик и достала четыре миски для овсянки. Передо мной была молодая мать на заре нового трудового дня. Такая женщина конечно же не стала бы искать забытья ни в рыбе, ни в сексе с такими же одинокими, как она сама, партнерами; ее внутренняя цельность и самодостаточность служили ей надежной защитой от одиночества.
Эта мысль опечалила меня еще больше, заставив вспомнить не только о нас с Джудит в наши лучшие дни, но и о миссис Доун, единственного сына которого я убил. Чем можно измерить горе матери? Кто может сказать, есть ли у него дно?…
Женщина в доме напротив бросила взгляд на часы на стене и вышла из комнаты, а я продолжал раздумывать о том, что случилось с моей жизнью. Я сбился с курса, с маршрута, который сам же спланировал и предвидел, и теперь мчался по потрескавшемуся старому шоссе, сам не зная куда. Что скрывать, подсмотренная мною домашняя сценка, которую я наблюдал так близко, словно сидел на балконе в одном из бродвейских театров, заставила меня испытать острый приступ боли и тоски по прошлому. Я уже готов был отвернуться, когда снова увидел ту же женщину в окне по соседству. Склонившись над кроватью, она протянула руку, словно будила кого-то. Этот кто-то встал, потянулся, накинул что-то вроде халата и вышел. Через секунду зажегся свет в большом окне рядом с кухней, и в нем появилась фигура в не по размеру большой мужской фланелевой рубашке. Фигура подсела к пианино, и я увидел, что это молодая женщина, почти девочка-Салли Коулз!!!
Да, это была она, Салли Коулз. Она сидела за пианино, повернувшись ко мне в профиль. Рядом с ней появилась старшая женщина, очевидно – ее мачеха, со стаканом сока в руке. Она что-то говорила, кивала, подбадривала, показывала пальцем на стоящие на пюпитре ноты. Салли Коулз училась играть на пианино. Салли Коулз жила в доме напротив Элисон Спаркс. Джей Рейни был одержим Салли… Тут мне сразу вспомнился рассказ Элисон, как она познакомилась с Джеем, когда завтракала в кафе за углом. Тогда он сказал, что якобы ведет поблизости какие-то переговоры. Но какая причина, кроме Салли Коулз, могла привести его в этот район? Никаких переговоров, кроме как о покупке здания на Рид-стрит, он в то время наверняка не вел, и ему совершенно нечего было делать ранним утром в Верхнем Ист-Сайде.
Из спальни вышла Элисон. На ней был длинный шелковый халат.
– Доброе утро! – приветливо окликнула она меня.
– Привет.
Она подошла ко мне сзади, обняла. Я обернулся. Элисон улыбалась, но глаза ее смотрели испытующе, ища признаки гнева или холодности, с помощью которой я мог бы попытаться отплатить ей за вчерашнее. Не стоит злиться на нее, сказал я себе. Элисон ни при чем. Это просто одиночество – ее и мое. Во всем виновато только оно одно.
124 
