81 
— Чей курс? — быстро спросила Ронна.
— Heve Фойг. Два с половиной года.
Она кивнула:
— Взаимно. Четыре года.
Я уважительно пожал протянутую мне руку: выдержать присвистывающего на каждом слове и крайне требовательного наставника было крайне сложно в течение и одного года. Мне сей подвиг удался исключительно по причине тогдашнего предельно равнодушного отношения к жизни, к тому же, опыт борьбы с придирками Сэйдисс не прошёл стороной, привив терпение и научив очень простой мудрости: всё когда-нибудь заканчивается. Вот и брюзжание Фойга закончилось, едва старикан верно определил причину, приведшую меня в Академию. Шибко заинтересованных, так же, как и откровенных лентяев, наставник не жаловал, отдавая предпочтение ученикам, корпящим над теорией заклинаний в силу внешней необходимости. Надо сказать, в его рассуждениях на сей счёт было здравое зерно. Лентяев учить бессмысленно, поскольку они всё равно пропускают науку мимо ушей. Те, кто лезет в глубины науки, преследуют свои тайные цели, стало быть, не нужно им помогать: если хотят, сами всего добьются, а потворствовать будущим интриганам и разрушителям негоже. И только те, кто учится из-под палки и потому, что должны учиться, способны принести истинную пользу самим себе и государству.
Вынырнув из воспоминаний на миг раньше меня, Ронна спросила:
— Только общий курс слушал?
— Можно сказать, да. Потом перешёл к Палесу, на «прикладные цепочки».
— Умеешь плести?
— Немного.
Женщина улыбнулась:
— Ну, судя по всему, долбёжку Фойга ты забыть не успел!
Искренне удивляюсь:
— Неужели, угадал?
— Почти. Я и сама примерно так думаю, но, конечно, потребуются уточнения... А в целом, всё верно: обыкновенная «формовка». Правда, крайне неряшливая.
Высказываю своё объяснение:
— Торопился.
Ронна задумчиво поводит подбородком.
— Возможно. Но торопливость — первый признак расхождения планов и реального течения событий. Гость не собирался покидать лазарет в спешном порядке, тем более, через стену, но в то же время, был готов к подобным действиям.
Рассуждения дознавателя, свободные от впечатлений и отвлечённые от личных переживаний, помогли моим мыслям собраться вместе и путём всеобщего, равного и открытого голосования определить правильную версию ночного происшествия: приходили за мной. Убийца, нанятый Подворьями. Но как скоро, аглис их всех задери! Не стали тратить время зря, и как только вступила в права тёмная ювека, начали атаку? Ох... А я думал, есть день-другой на передышку. Ошибался. К тому же, ошибался вдвойне, полагая себя в безопасности под крылышком покойной управы. Нет, Тэйлен, придётся полагаться лишь на себя самого, а для этого нужно поскорее вернуться в мэнор. Хм, «поскорее»... Чем проще план, тем сложнее обычно его выполнить.
— Ладно, мальчики, мне нужны тишина и покой, так что, попрошу всех на выход, — объявила Ронна, милостиво выделяя меня: — Можешь остаться, если хочешь.
И всё же, каким бы заманчивым ни казалось предложение воочию увидеть работу дознавателя, качаю головой:
— Простите великодушно, hevary, но я бы предпочёл крепкий сон после, если позволите, крепкого напитка.
***
Нет ничего лучше подогретой медовухи и лавки рядом с не успевшей остыть печью: прихлёбывать горчащий напиток и нежиться в тепле так приятно... Если, конечно, с противоположной стороны стола на тебя не смотрит похожий на галку молодой маг с круглыми глазами, полными немого укора.
Поймав мой недоумённый взгляд, целитель (носящий имя Таббер, как явствовало из недавнего доклада вышестоящему чиновнику) угрюмо опустил подбородок ещё ниже и процедил сквозь зубы:
— Смейся, смейся... Спелись с ищейкой, вывозили в грязи... Смейся!
«Смейся»? Что он имеет в виду? Посчитал гримасу, кривящую мои губы, похожей на улыбку? Какая глупость! Мне сейчас по положению дел больше плач подходит, а не смех. Хотя... Улыбнуться тоже можно. Необыкновенной везучести, благодаря которой убийца бежал, даже не приступив к исполнению заказа. Но прежде, чем веселиться или скорбеть, надо узнать главное. Причину. Иначе умру от любопытства.
— Извини.
Он фыркнул, опуская нос в свою кружку медовухи, нелюбезно, но почти безропотно приготовленной сонным поваром, подобно Ронне не изъявившим радости от несвоевременного пробуждения.
— Над тобой никто и не пытался смеяться.
— Правильно, не пытались. Обсмеяли, и всё.
81 
