4 
– Не сегодня. Я нахожу его несколько пресным. Может, лучше снежная форель?
– Пусть будет форель, – скинув платье, она встряхнула его над мхом, обернув в серебристую скатерть.
И они приступили к еде, расположившись на противоположных сторонах стола.
Но откусив кусочек, Джерек понял, что не голоден. Однако, чтобы доставить удовольствие матери, он отведал немного рыбы, чуть пригубил минеральную воду и лизнул героина. Наконец, к большой радости Джерека, Железной Орхидее наскучила еда, и она предложила рассеять остатки. Как Джерек ни пытался заразиться ее воодушевлением, у него ничего не получалось – смутное чувство беспокойства тревожило его душу. Его тянуло куда-то в другое место, но он знал, что в мире нет таких уголков, где он мог забыть о своей печали. Вдруг он заметил улыбку на лице Железной Орхидеи.
– Джерек! Ты печален, мой дорогой! Ты в унынии! Возможно, пришло время закончить играть эту роль, заменить ее на другую, более жизнерадостную?
– Увы, я не в силах забыть миссис Андервуд.
– Я восхищаюсь твоей непреклонностью. Впрочем, кажется, я это уже говорила тебе. Знаешь, дорогой, насколько мне известно, старые классики считают, что страсть должна постепенно увядать, как увядает цветенье розы алой. Может быть, уже пора начать увядать?
– Никогда!
Она пожала плечами.
– В конце концов, это твоя драматическая пьеса, и ты должен доиграть ее до конца. Я первая, кто сомневается в разумности уклонения от намеченного сюжета. Я думаю, мы можем положиться на твой вкус, который безупречен так же, как твой дом и твой стиль жизни. Я больше не буду надоедать тебе своими советами.
– Кажется, это нечто большее, чем «стиль жизни», – задумчиво произнес Джерек, оттягивая кусок коры и заставляя ее мелодично звенеть о металлический ствол дерева. – Мне трудно объяснить это словами.
– Как трудно объяснить любое подлинное творение искусства. Он кивнул. – Ты, как всегда, права, Железная Орхидея.
– Все разрешится само собой, о плод моего семени, – она взяла его под руку. – Пойдем пройдемся немного по этим спокойным улицам. Вдруг это поможет тебе обрести вдохновение.
Он позволил провести себя через заводь, рассеянно слушая рассказ матери о любви его отца к этому Городу и том глубоком знании истории Шаналорна, которым он обладал.
– Ты так и не узнала, кто мой отец?
– Нет. Это нарушило бы все очарование – ведь мы любили друг друга несколько недель, а он так и оставался с измененной внешностью.
– И ни разу не намекнул, кто он на самом деле?
– О, видишь ли… – она беспечно рассмеялась, – слишком настойчивая попытка отгадать загадку могла все испортить.
Прямо под их ногами какой-то захороненный трансформатор вздохнул и заставил задрожать землю.
Глава вторая
ИГРА В КОРАБЛИКИ
– Порой я недоумеваю, – сказала Железная Орхидея, когда ландо Джерека уносило их прочь от Шаналорна, – куда могут нас завести все эти модные поветрия во всем следовать эпохе Рассвета?
– Что значит «завести», моя жизнь?
– Я говорю о художественных сторонах этого явления. Ведь в недалеком будущем, в основном из-за той моды, которую, кстати, именно ты предложил, мы рискуем воссоздать ту эпоху до мельчайших подробностей.
И наша жизнь будет неотличима от жизни в девятнадцатом столетии.
– Неужели, мое металлическое совершенство? – ее сын был учтив, но все еще не понимал, куда она клонит.
– Я имею в виду опасность увлечения реализмом, Джерек, который вряд ли приведет к чему-нибудь хорошему. В конце концов, наша фантазия оскудеет. Ты же сам говорил, что странствие в прошлое всегда отражается на восприятии: делает его расплывчатым, сулит безгрезье.
– Возможно, – согласился он, – но я отнюдь не уверен, что мой «Лондон» стал хуже оттого, что основывался на реальных впечатлениях, а не на фантазиях. Напротив, наши причуды могут завести чересчур далеко. Вспомни Герцога Квинского!
– Я знаю, тебе редко нравятся его работы. Конечно, они порой настолько экстравагантны, что кажутся бессмысленными, но…
– Герцог часто впадает в вульгарность, нагромождая эффекты друг на друга. Я полагаю, что непривычная для него сдержанность в «Нью-Иорке-1930» как раз обязана влиянию моего собственного творчества. Что, откровенно говоря, пошло ему на пользу.
– Об этом-то я и веду речь, – сказала она, – сам Герцог Квинский впадает в реализм, и это ужасно! – Орхидея пожала плечами. – А когда ты создашь очередную моду, Джерек, и они опять последуют за ней, – тогда, наконец, ты отучишь их от излишеств в творчестве, – последние слова она произнесла почти мечтательно.
4 
