Особенно,... 
7 
Чехов умел придать тому, что описывал, удивительную живость. Ему веришь безоговорочно, как правдивому свидетелю событий. Но Чехов, конечно, не просто излагал события, он наблюдал, отбирал, домысливал, комбинировал. Кто-то из литературных критиков того времени [Розанов] удачно сказал о методе Чехова: «Неслучайный подбор случайностей». В своей удивительной объективности стоя выше частных горестей и радостей, он все знал и видел. Он мог быть добрым и щедрым, не любя, ласковым и участливым без привязанности, благодетелем, не рассчитывая на благодарность.
Старый писатель не был «дурой», он знал о чем говорил, такая бесстрастность возмущала многих современных ему авторов, вызывала резкие нападки, а некоторые попросту завидовали его славе — «никогда большим писателем не был и не будет» [Михайловский], «средний писатель, временщик» [Скабичевский], «возвеличивание Чехова до Пушкина и Гоголя — низкий обман публики» [Ежов]. Но больнее всего Чехов переживал отношение к себе друзей и знакомых. Он вырос в «обыкновенной» среде, был своим, обыкновенным человеком, как все. Когда близкие наконец-то начали догадываться, «кто он такой», многие не поверили, отвернулись от него. Некоторые узнавали себя в чеховских персонажах и обижались. Конечно, Чехов брал своих героев из жизни — где же их еще брать? — но это узнавание было слишком буквальным. Его друг, прекрасный художник Левитан узнал себя в неудачливом художнике в одном из рассказов и чуть не вызвал Чехова на дуэль. Его хорошо воспринимали как домашнего врача, интересного собеседника, публикатора смешных рассказов — это было понятно, это нравилось. Юморист, беллетрист да. Писатель? Великий русский писатель? Кто, Чехов?! Гордость русской литературы?! Не смешите! Обывателю казалось, что человек, живущий по соседству, покупающий хлеб в той же булочной, участвующий в совместных кутежах — никак не может быть писателем. Писатели — это Пушкин, Гоголь, Толстой или, на худой конец, Боборыкин с его нескончаемыми романами, или даже Лейкин, живущий где-то далеко… пусть даже в Москве или в Петербурге. Кто видел Пушкина или Гоголя? Кто знаком с Боборыкиным или с Лейкиным? Никто. Писатель невидим, писатель недоступен, а Антошка Чехов какой же он писатель?
«Таханрох» постоянно напоминал о себе. Чехов все прекрасно понимал и тяжело переносил глупые знаки внимания посторонних, зависть знакомых, охлаждение друзей. Иногда даже становился похожим на своего знаменитого Ионыча. Его изводили непрошенные визитеры.
«Мне мешают! — сердился он. — Только сяду за письменный стол — лезут всякие рыла!»
У кого-то на именинах первый тост подняли «за присутствующего среди нас классика русской литературы! Я не знал куда деться от стыда». В ресторане «Славянский базар» какой-то купец узнал Чехова, поперхнулся водкой и обрызгал свою даму. «Расстегай не дадут съесть спокойно!» Беллетрист Ежов: «Чехову платят по 40 копеек за строку! За что?!»
Чехова обвиняли в равнодушии к событиям и общественным интересам того времени. Один из тогдашних, а ныне забытых, литературных критиков [Скабичевский] сказал, что «от своей беспринципности господин Чехов умрет пьяным под забором». Чехов, кажется, обиделся, а фраза стала литературной, исторической. Русская интеллигенция требовала от писателей, чтобы они вплотную занимались социальными вопросами. Чехов же в ответ говорил: дело писателя — показывать факты, а читатели пусть сами оценивают и решают, как тут быть. Он считал, что от художника нельзя требовать рецептов разрешения социальных вопросов. Для этого есть специалисты, писал он, вот пусть они и судят общество, предсказывают судьбы капитализма, дают рецепты от пьянства. Пусть каждый занимается своим делом. Это кажется справедливым. «ЛИТЕРАТУРА ЕСТЬ ОПИСЫВАНИЕ ЛЮДЕЙ, А НЕ ИДЕЙ», — эта фраза приписывается Чехову, хотя и не подтверждена документально. При всем том, что Чехов старается быть предельно объективным и описывать жизнь как можно правдивее, невозможно, читая его рассказы, не чувствовать, что жестокость и бескультурье, о которых он пишет, коррупция, нищета бедных и равнодушие богатых неизбежно приведут в конце концов к кровавой революции.
С перерывами, уезжая и возвращаясь, Чехов прожил в Мелихове пять лет, и в целом это были счастливые годы. Он написал там лучшие свои рассказы, за которые ему уже платили по очень высокой ставке — 40 копеек за строчку, то есть почти шиллинг. Он принимал участие в местных делах, хлопотал о строительстве новой дороги, на свои деньги построил для крестьянских детей три школы. У него подолгу жил брат Александр, запойный пьяница, вместе с женой и детьми, приезжали знакомые, гостили, случалось, по нескольку дней; Чехов, правда, жаловался, что они мешают работать, но на самом деле уже не мог без всего этого жить.
7 
