93 
Когда да-йин принимает желание к исполнению, он замещает его только в человеческой душе, а чтобы прорасти в тело, требуется время. Да, бывает, что все случается в считаные часы, но таких счастливцев мало. Очень мало. И они в самом деле счастливцы, потому что не успевают заметить происходящие с ними изменения, а самое важное, не успевают пожалеть о том, на что решились.
Нет, меняться не больно. Или больно не всегда, уж это-то я испытал на собственной шкуре. Но если все идет, как назначено, наступает день, когда пузырь да-йинского гноя прорывается. И ты чувствуешь, как внутри тебя начинает бесцеремонно разрастаться что-то настолько чужое, что даже не знаешь, какими словами или действиями можно его прогнать, оно ведь не понимает тебя.
Исполняет желание, это верно. Но так, как ты того сам хотел. И если не смог представить точно, то сам и будешь виноват в результате, а демону нет никакого дела до твоих чувств. Он хочет пробраться в наш мир, заглянуть хоть одним глазком, зацепиться хотя бы одним когтем, и смерть человеческой души для да-йина лишь одна из ступенек, по которым он поднимается. Куда? Кто бы знал… Ни один из тех, с кем я успевал поговорить, не признавался. Даже тот старик. Но он все же хотел начать сначала, а значит, дело того стоило, и демоны будут повторять и повторять свои попытки. Пока существует наш мир.
Если желание настолько сильно, что сжигает тебя изнутри, срастание произойдет быстро. Помню, мне, когда я наловчился, удавалось обменяться с да-йином плотью менее чем за четверть часа. Учитель говорил, что это удивительно быстро. Говорил, что я – способный. И грустно улыбался…
А все же хорошо, что страстных мечтателей мало. Иначе мир оказался бы заполнен полудемонами-полулюдьми почти сразу же после ночи Сева. Хотя… С такими и справляться легче. Чем быстрее да-йин получает возможность управлять человеком, тем меньше у него времени на обучение, а значит, тем больше ошибок будет совершено. И выследить его окажется вовсе несложно. А вот те, кто не торопился, те намного опаснее. Они движутся к своей цели осторожно, шаг за шагом, иногда надолго останавливаются, чтобы передохнуть. И никто, даже самые близкие не понимают, что рядом с ними находится уже совсем другое существо.
Безжалостное, потому что демоны не умеют жалеть.
Бесчувственное, потому что свои чувства демоны оставляют дома.
И безудержное, пока желание не исполнится полностью.
Кто поставил им пределом такое правило: сначала заплатить, а потом пользоваться? Может, Бож. Может, Боженка. Или оба сразу. Но как бы то ни было, это правило защищает людей от уничтожения.
А я ему помогаю.
Здесь…
И все-таки груди еще чуть-чуть округлились со вчерашнего дня, хотя им полагалось бы давным-давно остановиться в росте. Оллис вожделенно накрыла ладонями упругие холмики, так заманчиво приподнимающие сорочку, и поняла, что отныне и навсегда не согласится расстаться с полученным подарком небес. Значит, правду говорили люди, и Боженка лучше слышит мольбы прибоженных, а не простых людей!
Простых…
Обычно происходит ровно наоборот, и человек старается выбраться из толпы себе подобных, старается вскарабкаться или взлететь повыше, только бы заявить: я – особенный. И сколько ни рассказывай такому, что иной раз особенности приносят больше горя, нежели радости, не поверит. Да еще будет смотреть на тебя ополоумевшими глазами и напрочь откажется понимать, почему ты так неистово стремишься избавиться от верного шанса всегда и везде быть настоящей эрте. Истинной «вознесенной».
Детство было счастливым. До того самого дня, когда дочь зажиточного торговца зерном вдруг перестала быть просто девушкой. Она очень боялась встречи с лекарем, но неудобства и странные ощущения становились все невыносимее, все более пугающими и в конце концов заставили набраться решимости: Оллис переступила порог родительского дома, чтобы больше никогда в него не вернуться.
Конечно, лекарю можно было заплатить за молчание. Но всеми деньгами в доме распоряжался отец, а он, к несчастью, был слишком набожен и, когда услышал нежданную весть, сутки напролет стоял на коленях в кумирне, вознося хвалы и проливая слезы благочестия. Еще бы, ведь его девочку небожители избрали себе в услужение! Мог ли простой торговец мечтать о подобном счастье? К тому же Оллис была старшей наследницей, а сразу после нее в очереди за купеческим состоянием находился единокровный брат, и счастливое избавление от дочери не только возвышало семью Ори в глазах соседей, но и помогало сохранить деньги, которые неизбежно пришлось бы потратить на приданое.
93 
