Наверное, отец когда-то сбежал от той же скуки, что сейчас приветственно раскрывает передо мной свои двери. Блеснул молодецкой удалью, устроил заплыв в ледяной воде. Повеселился всласть, вот только спустя несколько дней слег и больше не поднялся с постели. Матери после похорон тоже стало безмерно скучно, не помогло даже опустошение винных погребов дюжины имений. И однажды, на утренней зорьке заглянув в родительские покои, я узнал, что осиротел окончательно. Впрочем, совсем скоро на мое попечение свалилась Либбет, и какое-то время заботы о ней совершенно не позволяли скучать. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Свобода, например.
У меня все еще есть выход. Правда, ведет он в самую последнюю комнату, ту, в которой других дверей или окон уже не найдется.
Вернуться в столицу, принять положенный чин и заняться делами на благо государства. Надеть камзол мерзкого сине-зеленого цвета, обзавестись смотровыми линзами и мозолью на заднице — от бесконечного сидения в кресле. Оказаться окруженным толпой преданно заглядывающих в рот служек и отяготиться еженедельными походами в Императорское собрание. Великолепная перспектива. Просто загляденье.
Весь вопрос в том, как долго император согласен ждать моего ответа. Пока я старался говорить уклончиво и неопределенно, но не сегодня-завтра он повторит свое предложение, и нужно будет на что-то решаться. С другой стороны, разве может что-либо развеять скуку лучше, чем путешествие по ту сторону мира?
Лица людей, мимо которых я прохожу, сливаются в единое целое. Местами чуть заинтересованное или удивленное, но по большей части равнодушное.
Отправиться туда, куда попадают «выдохи»… Заманчиво. Но только не для меня. Я не хочу становиться таким, как они. Ни в коем случае.
Превратиться в бледную тень прежнего себя? Проводить каждую минуту своей теперь уже значительно удлинившейся жизни в постоянных трудах только потому, что не нуждаешься более ни в отдыхе, ни в развлечениях? Лучше умереть. И кажется, понимаю, почему император загнал в угол именно меня: пустует чиновничье кресло. А кто будет исполнять муторные обязанности лучше, чем «выдох»?
Надо бежать. Но куда? Меня нашли здесь, отыщут и в других краях. Когда понадобится. Что же делать? Ждать? Ожидание сводит с ума. Правда, лишь в том случае, если ум присутствует…
— Собираешься промочить горло? — спрашивает знакомый безмятежный голос.
Фокусирую взгляд, уткнувшийся в трактирную вывеску. Наверное. Иначе зачем стою здесь… уже четверть часа кряду, не меньше.
— Пойдем, покажу хорошее место, — приглашает Герто, и я привычно следую за ним, даже не успевая задуматься, хочу ли этого на самом деле.
Трактир, куда меня приводят, оказывается не то чтобы хорошим, но тихим и укромным, с занавешенными кисеей окнами, из-за чего внутри живут вечерние сумерки посреди белого дня. Выпивох за длинными столами немного, да и они скорее спят, нежели бодрствуют, так что нашему разговору ничто не может помешать. А бесшумно поставленные на стол высокие кружки с медовым элем только способствуют взаимопониманию.
— Что-то заботит? — бесстрастно интересуется Герто.
— Да вроде и ничего. Но как-то на душе неспокойно.
— После вчерашнего? Неудивительно.
— А что случилось вчера?
Ведь и правда не могу вспомнить. Словно целый день напрочь вычеркнут из памяти. А в ушах до сих пор звучит голос императора.
— Хорошо тебя приложило… Но так и должно было быть.
— Должно было?
Мой напарник кивает:
— Первый раз всегда такой.
— Тогда скажу только одно: второго не будет.
Ладони Герто хлопают друг о друга. Три раза. Тихо, но четко.
— Я знал, что ты так скажешь. Знал со дня нашего знакомства.
Эль начинает шуметь в голове. Сначала где-то над бровями, потом перебирается чуть дальше, к вискам.
— Знал?
— Таких, как ты и я, много. Больше, чем кажется. И намного больше, чем думают власти.
Последние слова Герто произносит с нарастающим нажимом, но это в другое время показалось бы мне настораживающим, а сейчас всего лишь вынуждает задать следующий вопрос:
— А какие мы?
— Мы — люди.
Звучит почти угрожающе. Пожалуй, столько чувства в речах своего напарника по вылазкам в стан «вдохов» я еще никогда не замечал. Но не могу не согласиться:
— Да, мы — люди.
Для себя эту истину я вывел уже довольно давно. А вот последнюю точку поставил только вчера. Наверное, слишком поздно.