Имя князя Владимира на следствии по измене так и не всплыло — что странным образом совпало с отменой всех тягот и податей на митрополичьи деревни и доходы в уделе Старицкого, а также передаче им Филиппу своего удельного права судить и миловать.
Все это Андрей узнал из письма Михайло Воротынского. Князь не покладая рук строил на Оби засечную черту — Зверев же, к стыду своему, пребывал в княжестве, наслаждался покоем и обществом жены и детей. Воевода отписал так же и о том, что царь отправил полтора десятка писем к разным дворам, предлагая заключить взаимный договор о предоставлении убежища на случай османского нашествия, а также отправил две грамоты султану с заверениями о дружеских намерениях и предложением заключить мирный договор. Однако же Сулейман Великолепный некстати скончался, и получить ответ пока было не от кого.
Это было хорошим известием: воевода убедил Иоанна начать авантюру с заманиванием османских сил в ловушку. Но присутствия князя Сакульского дело не требовало, а посему он продолжил заниматься делами семейными. Дядюшка настаивал на визите невесты и родителей в Испанию, Полина тоже склоняла его к поездке. Зверев же опасался, что, пользуясь случаем, его четырнадцатилетнюю дочку родич шустро захомутает под венец — а потому начало путешествия всячески оттягивал, ссылаясь на необходимость привести в порядок дела хозяйственные и собрать побольше золота на заморские расходы. Пока же велел выписать из Испании толкового раба для обучения Пребраны тамошним наречьям. Выйдет замуж, не выйдет — а в жизни лишний язык пригодится.
Весной в имение пришло письмо о смерти боярина Кошкина, чье место в Разбойном приказе занял Малюта Скуратов, а также о том, что королева Англии от убежища в России отказалась. Все прочие правители, в том числе и султан Селим Второй, пока отмалчивались.
Дочка тем временем уже округлилась женскими формами, вполне справно болтала на непонятной тарабарщине и даже исхитрилась начать переписку с далеким женихом. Стало ясно, что ехать — пора. И вот тут, чуть не под сборы в дальний путь, в княжество примчался гонец на загнанной до полусмерти лошади с царской грамотой. Почтовой. Иоанн требовал за казенный счет без промедления мчаться в столицу на перекладных. После подобного решительного приказа Андрею оставалось только поцеловать жену и детей и тут же прыгнуть в седло.
* * *
Александровская слобода встретила его густым снегопадом, столь долгим и щедрым, что дворня не успевала расчищать улицы и вывозить сугробы — что превышали местами частокол и лежали вровень с крышами амбаров. Лошадь ступала, проваливаясь в рыхлую белизну выше колена. Заметён оказался даже царский двор, подниматься по ступеням пришлось, раскидывая искрящиеся шапки. Зато внутри дворца было сухо и жарко, отчего Зверева бросило в жар — он явственно ощутил, как нос, щеки и лоб стремительно краснеют. Опричник при входе оказался незнакомым, и Андрей просто показал ему подорожную. Этого хватило — любой понимал, что казна стремительную гонку по триста верст в сутки просто так оплачивать не станет.
Спешка привела и к тому, что царя в этот раз князь Сакульский застал не в келье для приемов, а в личной светелке, у дорогого походного складня, что стоял на столе в изголовье узкой постели, накрытой ковром. Царь — лежал. Но не спал: стоило открыться двери, он повернул к гостю голову, жестом отпустил опричника:
— Прости, что так встречаю. Отчего-то суставы разболелись столь сильно, что шелохнуться больно. Топят слуги, топят, но и жар не помогает.
— Краснеют?
— Что? — не понял Иоанн.
— Суставы краснеют? На коже покраснения есть?
— Вроде как да… Не приглядывался.
— Не печи надобно топить, а суставы медом с перцем мазать, — покачал головой Зверев. — И лежать нельзя. Зарастут — будет только хуже. Еще больнее. Посему нужно двигаться, даже если болит. Или смириться с полной неподвижностью.
— Все советы твои, княже, отчего-то с пытками связаны. Душа страдает — жертвуй, тело страдает — еще хуже мучайся.
— Опять намекаешь, что черным колдуном и слугой бесовским я являюсь? — усмехнулся Андрей, давно смирившийся с такой славой, благо на Руси колдунов все-таки не жгут.
— Ты сам завсегда сие показываешь, — болезненно поморщился царь. — Мед с перцем, сказываешь? Ну, коли так, вели сготовить, попробую. Но сам времени не теряй, в Богоявленский монастырь мчись. Найди там митрополита Филиппа да обратно в покои митрополитские доставь. И вели служить, как прежде, в Успенском соборе.