48 
Я чуть-чуть успела посмотреть. То, что нужно. Кажется, там «БГ»[1] есть.
– Да.
Дмитрий нашел нужный диск, вставил его в проигрыватель. Он придвинул кресло и сел рядом с Викой. Она уже не выглядела такой подавленной.
– Дима, а можно я к тебе с вопросами попристаю? – Вика улыбнулась чуть лукаво.
– Можно. И на какую тему будут вопросы?
– А, на всякие. Я здесь, когда твои фотографии разбирала, вся на любопытство извелась.
– Начинай, – разрешил Дмитрий.
– Истинно, Ханская милость в ответе, – Вика тонко улыбнулась. – Ты оправдываешь приставку Хан к имени.
– О, ты даже это знаешь! – Дмитрий рассмеялся. – И кто доложил?
– Только без последствий.
– Конечно. Какие могут быть последствия, если Димой-Ханом или просто Ханом меня называют чаще, чем Димычем или Димой? Так кто это меня обласкал?
– Маринка. Ещё вчера вечером, когда вы втроем в «Саламандру» приехали. У тебя эта приставка от фамилии или от внешности?
– От фамилии. Почему ты про внешность спросила?
– Да она у тебя, не совсем славянская. А точнее, совсем не славянская. И фамилия тоже. Ты кто по национальности?
– Вероисповедание тебя тоже интересует? – он улыбнулся.
– Можно, если таковое имеется.
– Дай посчитаю, процентное соотношение кровей…. – он задумался. – Ну, дед мой жил в Крыму, а до этого с гор спустился, как говорят теперь, лицо кавказской национальности. Кстати, был рьяным мусульманином. Одна четверть. Бабушка – гречанка из Приазовья. Ещё одна четверть. Отец уже неизвестной национальности получился. Мать из Полтавы. Насколько я могу судить по фотографиям, типичная для центральной Украины внешность. Ещё четверть. В общем, всего намешано, четко определить трудно. Раньше писался украинцем, что при моей внешности и фамилии звучало довольно забавно. Хорошо, что теперь в паспортах графу убрали. По вероисповеданию – православный.
– Жаль, что не мусульманин, – Вика снова лукаво улыбнулась.
– Интересно, почему же?
– Ну, мало ли? Вчера я тебе кое-чего наобещала. Вдруг задумаю исполнить. У меня, видишь ли, обрезанных ещё не было.
– Вика, – Дмитрий склонился к ней и таинственным полушепотом сказал, – даже, учитывая то, что ты мне очень нравишься, и, если нечто подобное случиться, я обрезания делать не стану.
– А почему? – таким же полушепотом спросила Вика, стараясь не рассмеяться.
– Знаешь, детям в младенчестве делают, так они потом год не ходят. А вдруг и я так? – он тоже еле сдерживал смех. – А у меня дела.
– Ты прав, Димочка, не стоит так рисковать. А то ещё обрезание с кастрацией перепутают.
– За что так жестоко? – он не выдержал и рассмеялся. – Для поющего мальчика я староват и крупноват.
– Староват, действительно. А то мы бы тебя за акселерата выдали. Концерты давали бы не без успеха.
– Вика, если бы я всё-таки сделал обрезание, то тебе пришлось бы надеть чадру. Мусульманство, так мусульманство.
– А обращаться к тебе «мой господин»?
– Наверное. А потом бы меня на гарем потянуло. Правда, тебя бы я назначил любимой женой… – он на секунду осекся и добавил, стараясь удержать улыбку. – Лучше наложницей. Я уже был женат.
– Что, от слова «жена» коробит? – Вика перестала улыбаться.
– Какая разница? Пока что я не женат, и жениться ещё не тянет, – в его взгляде мелькнула тоска. Он больше не улыбался.
– Ну, вот, испортила тебе настроение, – она с сожалением вздохнула.
– Ты ничего не испортила. В своих неприятностях виноват только я сам и вряд ли кто-то уверит меня в обратном. Только давай об этом не будем.
– Одно слово, – Вика внимательно взглянула в его глаза. – В них будешь виноват только ты, пока ты сам будешь в это верить. Смотри на вещи проще.
– Спасибо. Ты говоришь, как Егор и Николай. Но о моих неприятностях это было последнее слово, – он откинулся в кресле, не торопясь, закурил. Лицо его было совершенно спокойным, глаза усталыми. – Расскажи ты что-нибудь забавное. Твоя очередь.
– Дима, может быть… – Вика растерялась. – Может быть, я всё же пойду?
– Ты же пообещала остаться, – взгляд Дмитрия снова стал напряженным.
– Да, но… я, наверное, задаю не те вопросы и что-то не то говорю…
– Всё нормально. Просто мне сегодня, действительно не хочется говорить о своих неприятностях. С меня хватит нескольких последних дней, включая сегодняшнее утро. Может быть, когда-нибудь потом, я созрею для того, чтобы рассказать о многом. Сейчас я просто к этому не готов. Вот и всё. Спрашивай, что хочешь, только не касайся моей семейной жизни. Договорились?
48 
