Один из полицейских, молодой человек с густыми черными волосами и огромными усами, решительно направился к Линдсей. Увидев его, она с ужасом отпрянула назад, инстинктивно отгораживаясь от него рукой. Тот остановился и что-то сказал ей тихим и спокойным голосом, но что именно, она понять не смогла. К нему тут же подошел другой человек, неплохо владевший английским языком.
— Вы слишком слабы, мадемуазель, чтобы спуститься вниз без посторонней помощи. Этот человек отведет вас к машине. Не бойтесь, он не причинит вам зла. Обещаю, мадемуазель, что все будет в полном порядке.
В полном порядке? Эта фраза похожа на бред, а произнесенная с сильным французским акцентом, кажется самым настоящим безумием. Она закрыла глаза и позволила усатому полицейскому подхватить ее на руки, отнести к лифту, а потом вынести из отеля «Георг V», где у обочины их поджидал полицейский автомобиль. Линдсей всю дорогу лежала у него на руках, молча прислушиваясь к вою сирены и тихому разговору между этим парнем и его коллегами на переднем сиденье. Затем кто-то стал заглядывать в машину, и она отвернулась, чтобы не видеть этих лиц. Что произошло с Сидни? Где она сейчас? Господи, даже не верится, что все это не кошмарный сон, а самая настоящая реальность! Невыносимая и гнетущая. Внутри все ныло и болело, но самая сильная боль исходила из души. Как она могла позволить себе вляпаться в подобную историю? Ощущение холода уже давно исчезло, но все тело продолжало дрожать. Человек, который держал ее на руках, продолжал что-то тихо говорить, и она отчетливо слышала все его слова, но ничего при этом не понимала. Перед ее глазами все еще маячило землистое лицо князя, перекошенное от боли и перепачканное кровью.
Вскоре машина остановилась, и полицейский офицер отнес ее в отделение экстренной помощи больницы Святой Екатерины. Она успела заметить вывеску над входом в огромное белое здание. Еще несколько минут — и она уже лежала на столе для осмотра, продолжая слегка дрожать. Усатый полисмен что-то сказал ей на прощание, а потом куда-то исчез, оставив ее на попечение докторов. Через минуту над ней наклонилась медсестра в ослепительно белом халате. Она что-то быстро говорила, но Линдсей разобрала только одно слово — «американка». Затем она увидела двух мужчин в таких же белоснежных халатах. Они склонились над ней, сняли с нее одеяло, и в этот момент она вдруг стала вырываться и громко кричать, закрывая лицо от стыда. Ведь она была совершенно голой, с ногами, перепачканными кровью и спермой. Господи, какой ужас!
Они справились с ней без особых трудностей. Один доктор крепко прижимал ее к столу, а другой тем временем раздвинул ее ноги и согнул их в коленях, приподняв чуть ли не до подбородка. При этом они оба что-то постоянно говорили ей, но она ровным счетом ничего не понимала.
Улучив момент, она приподнялась и сильно ударила кулаком в лицо одного из них. Тот пошатнулся и отпрянул назад, налетев на столик с медицинскими инструментами. Линдсей попыталась достать одеяло и прикрыться, но оно лежало слишком далеко от нее. На помощь этим врачам прибежал откуда-то третий. Вместе они снова прижали ее к столу и раздвинули ноги. А сестра в это время ласково поглаживала ее по щекам, предпринимая отчаянные усилия, чтобы хоть как-то успокоить разбушевавшуюся пациентку. Какое-то время доктора колдовали над ней, заглядывая в промежность, а потом один из них просунул в нее два пальца. Все ее тело пронзила резкая боль. Линдсей громко вскрикнула и снова попыталась вырваться, но на сей раз они были начеку. Его рука погружалась в ее тело все глубже и глубже, доставляя невыносимую боль. Она кричала, плакала, умоляла, но они продолжали делать свое дело, постоянно переговариваясь и не обращая на нее никакого внимания. Порой ей казалось, что он вот-вот вывернет ее наизнанку, но через некоторое время боль стала постепенно утихать.
Медсестра то и дело бросала на них сердитые взгляды и строго отчитывала, требуя от них большей деликатности. Правда, это тоже не помогло. Они устало огрызались, а потом один из них взял со стола длинный инструмент и быстро ввел его внутрь.
Операция продолжалась долго. Ей казалось, что прошла уже целая вечность с того момента, как ее привезли сюда и положили на стол. Они уверенно орудовали инструментами, лишь иногда обмениваясь мнениями по ходу дела. Линдсей видела, что иногда они хмурились, а иногда добродушно кивали головами, продолжая искусно манипулировать различными инструментами. Боль стала гораздо меньше, чего нельзя было сказать о незатухающем чувстве стыда и унижения. Один из докторов достал шприц с длинной иглой и сделал ей укол в бедро, похлопав ее при этом пониже спины, как это обычно делают с маленькими детьми или домашними животными. Линдсей устало закрыла глаза и погрузилась в глубокий сон, ничего больше не ощущая, кроме желания поскорее забыться.