44 
Через неделю Оксана пришла к Олегу после обеда. Увидев её, он всё сразу понял: ответ был малоутешительным.
– Пойдем погуляем? – спросила она.
Олег привычно кивнул. Они вышли на улицу и пошли к знакомой скамейке. Оксана пыталась всю дорогу начинать говорить о чем-нибудь, но обрывала фразу, чуть ли не на полуслове, и молчала некоторое время. Потом она снова пыталась заговорить и снова всё повторялось. Так они дошли до скамейки. Слушать её сбивчивые слова и время от времени смотреть на расстроенное лицо Олег больше не мог.
– Нужно понимать, результаты не в нашу пользу? – спросил он.
– Да. Откуда ты знаешь? – у Оксаны задрожали губы.
– Может быть, я бы и не знал этого, если бы был тебе чужим человеком. Ты не спрашивала, что там, поподробнее?
– Возьми, посмотри, – она достала из сумочки листок с результатами теста.
Олег быстро пробежал глазами то, что там было написано. Если острить по черному, то можно было сказать, что их наследничек будет иметь внешность «око за око, зуб за зуб», спинку шифером и зубы штакетником. К такой прелестной внешности для полноты ощущений могла приложиться олигофрения, гемофилия и ещё прочая дрянь на «–ия». Но это если острить. Олегу острить не хотелось. Ему хотелось удавиться. Или утопиться. Или просто попасть под поезд. А лучше всего просто так внезапно умереть. Но, как ему этого не хотелось, он оставался жив. Олег вернул Оксане листок с данными и попробовал улыбнуться. Вряд ли приходила кому-нибудь в голову мысль улыбаться при переломе челюсти. Интересно, как это выглядело со стороны? Скорее всего, как гримаса то ли боли, то ли ещё непонятно чего. Олега ещё и глаза стали снова, как у старика. Оксана смотрела на него, её глаза наполнялись слезами.
– Что ж, придется жить, как мы жили когда-то, – сказал Олег.
– Да, конечно, – она прижалась к нему.
– Мы должны всё прекратить.
– Да, конечно…
– Я снова буду просто старшим братом, а ты – моей маленькой вредной сестренкой.
– Да, конечно… – Оксана расплакалась.
– Не плачь.
Олегу было больно. Болела челюсть и впервые в жизни болело сердце. Не просто болело – рвалось на части. Оксана плакала и успокаиваться не собиралась. Олег уже больше не мог говорить, а только гладил её по вздрагивающим плечам.
В конце аллеи он увидел родителей, идущих по направлению к ним. Олег осторожно отстранил от себя Оксану, вытер ей слезы и кивнул в сторону родителей. Она всё поняла. Они сели на скамейку и сидели молча, пока не подошли родители и сели рядом с ними. Скорей всего, они поняли всё сами. Олег кивнул в знак приветствия.
– Как дела, Олежка? – спросила мама.
– Нормально, – ответил Олег.
– Челюсть как? – поинтересовался отец. – Болит?
Он кивнул в знак согласия. Некоторое время все молчали. Всем было тяжело. Олег прекрасно знал, что отец задает эти вопросы для того, чтобы что-то сказать. О его состоянии отец успевал переговорить с врачом, раньше, чем увидеть сына.
– Пап, я домой хочу, – сказал Олег.
– Потерпи ещё немного. Несколько дней.
– Сколько?
– Хотя бы неделю.
– Неделю… – он тяжело вздохнул.
– Олег, ты мне не нравишься, – отец грустно посмотрел на него.
– Я сам себе не нравлюсь. Придумай что-нибудь, и заберите меня домой, – попросил Олег.
– Но…
– Я обещаю, что целыми днями буду лежать, как примерный и читать книжки или смотреть телевизор.
– Олежка, не капризничай, – попробовала меня урезонить Оксана.
– Я не могу здесь оставаться. Я не могу здесь спать, не хочу есть…
– Хорошо. Завтра я переговорю с твоим врачом, – сдался отец.
Пожалуй, Олег говорил слишком много. Челюсть снова болела просто невыносимо. Домой он действительно хотел. На следующий день отец забрал его и теперь привозил раз в несколько дней только на консультации. Тогда Олег впервые подумал о том, что, в сущности, всегда получал то, чего хотел и ни в чем не знал отказа. Тогда впервые он задумался над тем, что не всегда так будет, не может быть. Когда-то наступит день, и он не будет баловнем судьбы и своих близких. Когда-то и он получит отказ.
Об Артёме никто ничего не говорил, он не появлялся, не звонил. Олег сильно не расстраивался и разлукой с кузеном огорчен не был. Но он всё-таки не выдержал, и спросил у отца, когда они сидели как-то вечером во дворе и курили:
– Па, а где мой любимый кузен?
– Я попросил его больше не приходить.
– Почему?
– То, что он сделал, было подлостью вдвойне. Я не пытаюсь оправдать тебя и Оксану. Особенно тебя. И ещё себя. Я тоже виноват, возможно, даже больше, чем ты и она. Но за такие чудеса, которые творил Артём, нужно наказывать.
44 
